Эсташ Черный Монах

– Если бы я знал, святой отец, что встречу такого приятного сотрапезника, то захватил бы с собой целый мех вина. В прошлом году был отличный урожай винограда, и слава богу, что я додумался припрятать винцо от «красных шляп»[60] своего барона подальше. Недавно они ободрали всю деревню, как медведь липку, когда точит когти. Все забрали, но до моего вина не дотянулись. А без него мне никак. Знахарка говорит, что это такая болезнь – тяга к вину. Но что поделаешь, если наша жизнь – это сплошной мрак. А выпьешь чашу-другую доброго винца – и забудешь про горести и невзгоды.

– Вот здесь я с тобой согласен. Погоди… – Кряхтя, отшельник полез под деревянный топчан, который служил ему ложем, долго копался там и наконец извлек на свет ясный большой кувшин, закрытый просмоленной пробкой.

– Это тоже от милостей Господних? – лукаво поинтересовался Сизый Нос.

– Именно так… – При этих словах отшельник сложил ладони лодочкой, поднял взгляд на изрядно закопченный потолок хижины и загнусавил: – In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen…[61]

Наверное, виллан сильно удивился бы, узнав, что запас молитв у «святого отца» очень ограничен. И уж совсем сразило бы его наповал то, что хозяин хижины не имеет никакого отношения к монашеству. Будь на его месте кто-нибудь из дворни покойного сеньора Бодуэна Баскета, он легко узнал бы в здоровяке-отшельнике Большого Готье.

Третий кувшин пошел гораздо медленнее. И виллан, и Большой Готье насытились, и теперь потягивали винцо, неторопливо беседуя. Мартин Сизий Нос оживился и чувствовал себя совершенно свободно. Поэтому, когда Большой Готье снова спросил его, зачем ему понадобился Черный Монах, виллан ответил, злобно сверкнув белками больших выпуклых глаз:

– Хочу попросить у него помощи.

– В чем именно?

– Это я скажу только ему. Лично. Прости, святой отец, но дело мое не богоугодное, поэтому тебе не стоит о нем знать.

– Ну, коли так… – Большой Готье саркастически ухмыльнулся и сменил тему разговора.

Он догадывался, что на уме у виллана…

Они уснули ближе к утру. Уж больно кувшин оказался вместительным. Их разбудил еще затемно стук в дверь, который сменился грохотом. Кто-то использовал метод виллана, чтобы хозяин хижины откликнулся, – пинал ногой дверь, да с такой силой, что стены хлипкого сооружения тряслись.

Большой Готье подхватился на ноги, сунул похмельную голову в кадку с водой и мигом облачился в кольчужную рубаху. Несколько мгновений спустя непродолжительное время из отшельника он превратился в грозного воина: обнаженный длинный меч, явно видавший виды, на голове шлем с бармицей и наносником, а в левой руке – круглый щит. Глядя на него Мартин Сизый Нос деловито пристроил свою дубину поближе к себе, взял в руки лук и наложил стрелу на тетиву. Вид у него был самый решительный.

– Кто там беспокоит бедного отшельника? – прогнусавил Большой Готье. – Идите с миром, добрые люди, да подальше. У меня сейчас время молитвы. Отче наш…

– Святой отец, отвори дверь! – раздался чей-то задорный голос. – Ты уже своих не узнаешь? Открой, иначе я тут все разломаю!

– Это не так просто… – буркнул Большой Готье. – Интересно, что это за наглый петушок? – спросил он сам себя и продолжил, обращаясь к незваным гостям: – У меня среди своих числятся только ангелы и архангелы! Уж простите меня, ваша милость.

В его голосе явно прозвучала издевка.

– Готье, перестань придуриваться! – раздался другой голос, более властный и решительный. – Это я, Жофф, с парнями.

– Ах, сеньор, это меня бес попутал! – пробормотал смущенный Готье, когда в хижину ввалились четверо молодцев во главе с Жоффруа де Люси. – Простите, христа ради!

– Я вижу, ты неплохо проводишь время, – заметил Жоффруа, указав на стол с объедками, под которым валялись пустые кувшины. – Так-то ты исполняешь наказ атамана следить за тропой? Хорош «святой отец», которого с пути истинного постоянно сбивает Бахус[62]. Придется тебя заменить. Будешь помогать повару – дрова колоть, воду носить…

– Ваша милость, сир, не губите! – взмолился Большой Готье. – Я сойду с ума, общаясь с нашим поваром! От его болтовни я тупею и перестаю что-либо соображать. А он молотит языком с утра до ночи.

Готье подыгрывал Жоффруа де Люси. Тот был первым помощником Эсташа и в глазах трех своих спутников хотел выглядеть грозным начальником, которого боится даже столь значимая фигура. Большой Готье знал, что Эсташ никому не позволит наказывать своего старого учителя боевых искусств.

– Так и быть – прощаю, – «смилостивился» де Люси; тут он наконец заметил виллана, который прятался за широкой спиной Большого Готье, и резко спросил: – А это что за птица? Уж не графский ли лазутчик?

– Он хочет сообщить Черному Монаху какие-то чрезвычайно важные сведения, – ответил Большой Готье. – Да не знает, где его искать.

– Это правда? – обратился Жоффруа к виллану.

– Да, сеньор, – твердо ответил Мартин Сизый Нос. – Есть одно дельце, которое пойдет всем на пользу.