Впрочем, повышенный интерес Плиния к чудовищам (monstrifica) не противоречит в основном физике стоиков, потому что чудеса у него нередко сопровождаются натуралистическими объяснениями в традициях стоицизма. В этих объяснениях (несмотря на то, что Плиний объявляет себя противником любой «аргументации» — например, XI. 8) с особенной силой сказывается оригинальность «великого компилятора». Так, единственный из всех античных ученых, он связывает наличие чудовищ, удивительных живых существ, с изобилием влаги или ее недостатком. По его утверждению, особенно много чудовищ (beluae) рождается в море, где изобилие влаги приводит к тому, что «семена всех вещей» смешиваются удивительным образом (II. 7; II. 2) подобно тому, как в Африке недостаток воды заставляет многих животных собираться в тесноте у небольших источников, что приводит к совокуплению животных разных видов, и оттого появляется множество животных смешанных форм (multiformes animalium), откуда и греческая поговорка «В Африке всегда встретишь что-то новое» (VIII. 27).
Сближает Плиния со стоиками и натуралистическое истолкование известных мифов и религиозных представлений. По его мнению, божество (numen), проникающее во все уголки природы в форме животворного дыхания (spiritus vitalis), проявляется в виде испарений, выходящих из земных расщелин, и вдохновляет прорицателей, таких, как пифия в Дельфах (II. 208). Волшебство же Медеи, погубившей дочь Креона, состояло в том, что оставленная Ясоном волшебница пропитала венок царевны нефтью, и, когда та приблизилась к огню алтаря, венок загорелся (II. 235). Подобные объяснения ни у кого, кроме Плиния, не встречаются, но они несомненно вдохновлены давней стоической традицией аллегорически и натуралистически переосмысливать древнюю мифологию.
На первый взгляд может показаться, что между Плинием и стоицизмом имеются противоречия в отношении к науке, к знанию вообще; его демократический энциклопедизм не имеет ничего общего с элитарностью стоического мудреца. Хотя Хрисипп и считал «общий круг знаний» полезным в какой-то мере, в целом стоики выносили «многознание» за рамки подлинной мудрости [17. С. 128][5364]
. Однако для Плиния «многознание» не самоцель. Он страстно собирает многочисленные факты из жизни природы не ради интеллектуального наслаждения, безмятежности или утешения. Своим трудом он выполняет моральный долг перед природой, так как незнание природы — это «преступление» и «неблагодарность» по отношению к природе (Ест. ист. II. 159)[5365]. Он же ставит себе в заслугу то, что первым из римлян выполнил свой моральный долг, рассказав о Природе во всех ее проявлениях, и потому просит ее благосклонности (не предчувствуя ли скорую гибель в столкновении с силами природы?) (Salve, parens rerum omnium Natura, teque nobis Quiritium solis celebratam esse numeris omnibus tuis fave — Ест. ист. XXXVII. 205).Таким образом, несмотря на все разногласия, и на то, что Плиний сам отрицал свою принадлежность к стоической школе (Ест. ист. Предисл. 28), его естественнонаучное мировоззрение отмечено основными чертами стоической физики. Следует рассмотреть, насколько последовательно он согласует принципы стоицизма с богатым природоведческим материалом.
Как известно, «Естественная история» Плиния Старшего построена почти целиком не на личных наблюдениях, а на письменных источниках. Одним из главных источников зоологического раздела были труды Аристотеля, прежде всего «История животных». На это указывают и ссылки самого Плиния, и текстологический анализ его сочинения. Можно было бы ожидать, что Плиний, заимствуя у Аристотеля богатый фактический материал, перенес бы в свой труд и некоторые из теоретических обобщений Стагирита. В отдельных случаях так и произошло. Однако, обнаружение у Аристотеля утверждения о том, что рыбы не дышат, вызвало со стороны Плиния протест, который он попытался по-своему обосновать. Приведем полностью текст, в котором он излагает взгляды по этому поводу.