Эстетика Другого: эстетическое расположение и деятельность

Затерянное — это расположение, в котором Другое как Бытие открывается через восприятие сущего в его безусловной в сравнении с окружающим пространством — малости. В опыте затерянного воспринято, что все, имеющее «место» (все сущее как «вот-это»), в самом этом «имении места» отъединено ото всех других «мест», что оно «теряется» в той пространственной неопределенности. Формула восприятия для затерянной вещи такова: не сущее среди других сущих, а сущее, тонущее в безмерности мира, мирового пространства (одинокое строение на фоне бескрайней равнины, уединенная могила в степи, одинокая тучка на ясном небе и т. п.). Такая затерянная в безмерном (в абсолютно несоразмерном с ней) мире вещь оказывается лишенной смысла, то есть лишенной связи с «другим», дающим определенный, локальный, местный смысл такого-то-вот место-положения между тем-то и тем-то, среди того-то и того-то. Затерянная вещь — это вещь, погруженная в неопределенность пространства-среды, она локализована непосредственно в мире, поэтому такая вещь (в рамках затерянного как особого расположения) есть зримый запрос на связь не с другим сущим, а с миром сущего в целом, она затребует Целое самой своей потерянностью в мире (неопределенностью места, занимаемого ей в пространстве), бессмысленностью имения места в «бескрайности пространства».

Исчезающе-малая «точка» в пространстве как особенное, как от всего обособленное сущее спасается (получает осмысление-исцеление) в Бытии, которое открывается созерцателю в созерцаемом. Исчезающе-малая точка и Бытие — два полюса «затерянного-как-расположения». Другое как Бытие онтологически утверждает (спасает) и созерцаемое, и созерцателя, который, созерцая сущее как «затерянное», одновременно ощущает и самого себя (как сущего) затерянным в бесконечном пространстве. Несоразмерность отдельного сущего миру сущего в целом здесь, с одной стороны, доведена до предела, а с другой — перекрыта, снята в чувстве сверхчувственного, безусловного, Другого. Другое открывает себя в затерянном как то, что утверждает онтологическую дистанцию, позволяющую видеть «малый» предмет как «затерянный», созерцать его и при этом испытывать удовольствие от чувства «полноты бытия». Опыт затерянного — это опыт Бытия, утверждающего Присутствие в его способности присутствовать, то есть не «теряться» в эмпирической безмерности мирового пространства. Другое здесь — то, что «ставит» человека по ту сторону сущего и, следовательно, по ту сторону страдания. В переживании заброшенности как аффирмативного (утверждающего) эстетического расположения мы имеем дело с онтолого-эстетическим катарсисом, очищением сущего (созерцателя и созерцаемой вещи) силой данности Другого как Бытия.

Беспричинная радость — это расположение, в котором Другое открывается человеку как Бытие в чувстве безусловной полноты присутствующего сущего. Бытие, открытое во всем, наполняющее собой все вокруг (реальное и воображаемое пространство), дано и переживается как беспричинная и безусловная радость. Беспричинная радость — это расположение, которое «напрашивается» на то, чтобы соотнести его с отшатыванием-отчуждением ужаса: в отличие от прекрасного, ветхого или мимолетного и других расположений, которые локализуются вовне в отдельной вещи (или в группе вещей), беспричинная радость характеризуется не только безусловностью, но и всеохватностью. Подобно ужасу, беспричинная радость может быть охарактеризована через «всюду и нигде». Беспричинная радость есть безусловное («отличительное») расположение эстетики утверждения, онтически характеризующееся тотальностью и локализованное в пространстве, а не в отдельной вещи. Чувство Бытия здесь не может быть привязано ни к тому или иному виду вещи, характеризующему ее существование (время ее бытия), ни к ее или их (вещей) качественным и количественным характеристикам. Человек как Присутствие размыкает мир способом отшатывания или влечения (притяжения) к сущему, но когда его влечет к себе все сущее в целом, то каждое сущее в отдельности есть то, что и влечет, и в то же время воспринимается как несоответствующее влечению, как неспособное вместить в себя всю радость, поскольку в данном случае притягивает к себе не онтологическая полнота в акте восприятии конкретной вещи, но «все сущее» в его преисполненности Бытием. Беспричинную радость следует строго отличать от «радости по поводу». Последняя носит условный характер и имеет конкретную причину.

Беспричинная радость — феномен не менее редкий, чем ужас, но он, несмотря на свою редкость, имеет для онтологического истолкования утверждающих расположений такое же значение, как ужас для расположений отвергающих (вызывающих реакцию отшатывания).