Ужас
— это расположение, в котором Другое открывается человеку в опыте безусловного отвержения человека как Присутствия. Небытие в этом расположении не локализовано в каком-то определенном сущем и дано как «бесчеловечный» мир, как сущее, неприемлющее, отвергающее человека в его способности присутствовать в мире. Сущее здесь воспринимается как утратившее (утрачивающее) свое значение, как мир, выпавший из «языка», как антимир. Опыт ужасного определяется как опыт абсурдного мира.В расположении ужаса человек «оттесняется» от Бытия силой Небытия, отвергающего Присутствие как сущее, онтологически дистанцированное от сущего. Ужас есть чувство разрушения онтологической дистанции, метафизический апокалипсис Присутствия. Ужас свершается в восприятии сущего в целом как утратившего
(утрачивающего) свою понятность, причем не какую-то «привычную понятность», а понятность как таковую. Ужасное следует отличать от условно и безусловно страшного как от расположений, в которых чувство Небытия локализовано «во плоти» того или иного сущего.Страх
— это расположение, в котором Другое открывается человеку как Небытие, чья данность есть онтологически безусловное отвержение Присутствия. Небытие здесь (в отличие от ужасного расположения) локализовано в определенном сущем, дано как конкретность метафизически угрожающего сущего. Страшное как безусловно отвергающее эстетическое расположение (как онтологически страшное) воспринимается (в аспекте своего внешнего референта) в образе «непонятного сущего», от которого как от «непонятного» исходит неопределенная угроза.Безусловность
онтологически страшного коррелирует с неопределенностью угрозы, исходящей от определенного (но непонятного) сущего. Неопределенность угрозы показывает, что угрожающее здесь — не сущее (угроза, исходящая от определенного сущего, всегда конкретна, это угроза и опасность в том или ином отношении), а само Небытие, отвергающее способность человека присутствовать в мире (располагаться в нем и понимать его).Страх как безусловную
данность следует отличать от условно (оптически) страшного, в расположении которого Другое как Небытие разомкнуто несобственно, как страшное тем-то и тем-то, в том или в ином отношении.Безусловно страшное — это расположение, в котором человек имеет дело с непонятным сущим не отвлеченно, не как с интеллектуальной проблемой, а событийно, целостно, когда невозможность нечто понять переживается как отвержение самой его способности быть понимающим
в мире сущим.Тоску
можно описать как расположение, в котором Другое открывается человеку как Ничто, как безусловная лишенность Бытия, кажущая себя в переживании бессмысленности сущего и, соответственно, бессмысленности собственного присутствия посреди такого сущего.Данность Другого как пустого Ничто отвергает само собой разумеющуюся осмысленность человеческого бытия в рамках повседневной жизни, но окружающий мир (а тоска, как и ужас, онтически захватывает сущее в целом) в пределах данного расположения не воспринимается как отвергающий саму способность человека присутствовать в мире: мир здесь не выпал «из языка», вещи по-прежнему что-то значат, онтологическая дистанция сохраняется, но
сохраняется формально, так что все сущее (в том числе человек как сущее) в расположении тоски лишается своей глубинной, онтологической осмысленности.Отсюда вытекает важное отличие того типа отвержения человека в его человечности (в его способности присутствовать в мире), с которым мы встречаемся в расположении тоски, от его отвержения в расположениях ужаса и страха: отвержение Присутствия в тоске, являясь безусловным эстетическим расположением, есть не тотальное (как в ужасе и страхе), а частичное его отвержение, отвержение онтологической наполненности Присутствия, его «опустошение». Этим объясняется, почему тоска, в отличие от страха или ужаса, может быть затяжной. Тотально отвергающие
расположения именно в силу своей тотальности не могут быть «длительными» в порядке «эмпирического времени». В тоске отвергается осмысленность присутствия, но не способность человека присутствовать (понимать сущее) как таковая.