Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Быть может, кто-то упрекнет автора очерка в инстинктивной боязни катастрофизма, в суеверном желании «летописца» не накликать худшего, сохранить относительное равновесие полярностей, утрачиваемую гармонию. Для такого толкования имелись некоторые основания. Но возможна и иная интерпретация позиции Вейнберга (мне она кажется обоснованней и предпочтительней). Своими возражениями против беспредельного пессимизма очеркист ставил своеобразный заслон тому, что из него могло проистекать и действительно нередко проистекало: полному нравственному релятивизму, нигилизму, саморазрушению культуры. Выявляя гуманистическую основу пессимизма (Леопарди, Шопенгауэра, отчасти А. Стриндберга), очеркист предостерегал литераторов наступавшего века против угрозы дегуманизации пессимизма. Такое предостережение тоже было и небеспочвенным, и нелишним.

Постскриптум. Прогнозы исторические, тем более в масштабах столетий, а историко-художественные и подавно – дело рискованное и малоблагодарное. И все же попытка П. И. Вейнберга проследить, так сказать, логику развития западноевропейской литературы XIX века, а затем спроецировать некоторые из выявленных тенденций в будущее («заветы»), представляется мне выполненной, в общем, удовлетворительно. Столетие спустя его очерк-обзор воспринимается не как нечто анахроничное и догматичное, а как сочинение, проникнутое живой мыслью и будящее собственную мысль читателя. Оно не опускает завесу перед наступающим завтрашним днем мировой литературы, а, напротив, пытается ее приподнять. И делает это в какой-то мере небезуспешно.

В. В. Стасов

Книга «XIX век» вошла также в историю русской критики, в анналы отечественного искусствознания как место первой публикации обзора «Искусство в XIX веке» Владимира Васильевича Стасова, обзора, ставшего по существу его «лебединой песней». Представлять этого выдающегося художественного критика русскому читателю нет необходимости. А вот освещение некоторых обстоятельств, предшествовавших и сопутствовавших напечатанию указанного обзора в приложении к «Ниве», представляется небезынтересным и важным для понимания дальнейшего.

* * *

Обзор искусства XIX века создавался Стасовым в период его интенсивнейшего общения с Львом Толстым, общения как личного, так и, особенно, в виде переписки. Поводов для контактов и взаимообмена мыслями двух «великих старцев» было достаточно. В конце XIX – начале XX века Стасов был сотрудником Императорской Публичной библиотеки (власти даже предлагали ему занять пост ее директора, но он отказался), и он систематически выполнял просьбы Толстого о посылке ему книг, необходимых для его текущей литературной деятельности (в частности, в связи с работой над «Хаджи-Муратом»). Выходили в свет художественные и публицистические произведения Толстого, вызывавшие огромный общественный резонанс. Они привлекали пристальное внимание и Стасова. Он откликался на них в своих письмах к писателю.

Для русской читающей публики самое начало XX века было непосредственно связано с именем Льва Толстого. Совсем недавно из месяца в месяц шла публикация в журнале «Нива» его нового романа «Воскресение». В письмах Стасова Толстому содержатся восторженные оценки этого романа как достойного эпиграфа или пролога к начавшемуся столетию (это, по его словам, превосходит все доселе известное в литературе XIX века, и «еще раз пришел свет с Востока»)[230].

Сферой особенно тесного соприкосновения интересов и взглядов великого писателя и авторитетнейшего критика стали вопросы искусства: его общая природа и закономерности развития, борьба старого и нового в искусстве, соответствие эстетико-теоретической мысли запросам искусства текущего и завтрашнего дня.