Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

То, о чём пойдёт речь в предлагаемой читателю книге, началось, как и многое другое, в Древней Греции. Здесь, в колыбели европейской культуры, возник когда-то жанр трагедии. На языке самих греков это было «искусство Мельпомены». Согласно мифам, Мельпомена, одна из девяти муз, покровительствовала трагическим поэтам, состязавшимся между собой. «Трагическая маска, вакхический венок, котурны – вот отличительные признаки Мельпомены, музы трагедии; иногда ей придают атрибуты Геркулеса для выражения ужаса, а вакхический венок должен напоминать, что трагедии разыгрывались впервые на празднествах Вакха (Диониса)»[244]. И какое богатство ассоциаций влечёт за собой этот образ! Предводитель муз (Мусагет) – бог Аполлон. Музы считались дочерьми Зевса и Мнемосины – богини памяти: по преданию, вблизи одной из пещер били два ключа: один – Леты (забвения), другой – Мнемосины (памяти). Ещё за четыре столетия до начала новой эры Греция дала миру трёх великих мастеров этого жанра, первый из которых, Эсхил, признан «отцом трагедии». С античной эпохой связана и первая попытка обосновать теорию трагедии, приблизиться к сущности «трагического». Я имею в виду знаменитую «Поэтику» Аристотеля; вокруг неё, в частности, вокруг понятия «трагический катарсис», до сих пор не утихают споры.

С тех пор минуло два с половиной тысячелетия. Пришли другие времена, другие люди, другие мастера искусства. Но и в этих изменившихся условиях трагедия проявила свою жизнеспособность. Трагическое начало проникло в другие литературные жанры, в частности, в прозу; захватило другие, несловесные, а также синтетические, виды искусства: музыку, живопись, кинематограф. И в эти поздние времена приверженцы древнего искусства Мельпомены сказали свое новое, вещее слово. Среди них был один из самых ярких, талантливых писателей русского Серебряного века – Леонид Николаевич Андреев (1871–1919). Ему и посвящена представляемая книга.

Творчество Леонида Андреева отстоит от нас уже на значительную историческую дистанцию. Тем не менее, изучено оно до сих пор явно недостаточно. Причин, способствовавших этому, было немало. В пору великих надежд и начавшихся революционных событий творчество Андреева казалось слишком мрачным, удручающим, на многих современников оно производило шокирующее, эпатажное впечатление. Некоторые крупные представители русской литературы того времени, среди них Лев Толстой, расценивали многие произведения этого писателя как отступление от достижений классического, социально-критического реализма. Тем более несозвучен был Л. Андреев идейным установкам советского периода. Изучать автора столь болезненных и мрачных произведений, считалось, не имело особого смысла.

Но вот история перевернула свои песочные часы, начался отсчёт новой эпохи, терпимой и даже благосклонной ко всему маргинальному, болезненному, – и лёд тронулся. Л. Андреев становится предметом заслуженного и обострённого интереса. Выходят юбилейные сборники, посвященные талантливому писателю. И даже этого – мало. Слишком сложна, противоречива и многопланова фигура Л. Андреева, слишком велик был период недооценки его наследия и вообще умолчания о нём, чтобы образовавшаяся лакуна была заполнена враз. Столетие, протекшее со времени появления лучших произведений писателя, создало ретроспективу, способствующую углублённой и непредвзятой оценке всего сделанного им на поприще русской словесности; даже требующую такой оценки.

В этой связи намерение А. Н. Киселёвой обратиться к творчеству Л. Андреева, рассмотрев его под особым углом зрения, а именно: в плане эволюции форм художественного выражения трагического – представляется вполне оправданным. Тем более, что до сих пор этот аспект затрагивался исследователями лишь иногда и отчасти. В качестве непосредственного предмета своего интереса автор выделяет произведения писателя, написанные между 1898-м и 1907-м годами. Тому есть троякое объяснение. Во-первых, как раз на эти годы приходится расцвет таланта Л. Андреева. Во-вторых, в тот же период вырабатывался и выработался своеобразный андреевский творческий метод. В-третьих, в указанный промежуток времени творчество Л. Андреева привлекало наибольшее внимание критиков, публицистов, широкой читательской общественности. Главное внимание исследовательница уделяет прозаическим произведениям писателя, позволяющим глубже постичь творческие установки Л. Андреева, но в особом параграфе затрагивает и три его драмы («К звёздам», «Савва», «Жизнь человека»).