Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

В данном контексте нельзя обойти молчанием особую позицию, занятую психологом Д. А. Леонтьевым[509]. Д. А. Леонтьев призывает признать антитезу чувственного – рационального, эмоционального (аффективного) – интеллектуального анахронизмом. Эта антитеза, говорит он, наследие еще античной эпохи. Ее уже давно следовало отбросить. Теперь она превратилась в подобие прокрустова ложа, в которое не укладываются многие явления современной культуры.

В частности, применение дихотомии чувство (эмоция, аффект) – интеллект к искусству приводит к односторонне-эмотивной его трактовке. О том же еще много лет тому назад писал X. Ортега-и-Гассет: именно с «низшими формами искусства», такими, как мелодрама, фельетон, порнографические романы, «по силе эффекта, по способности захватить, увлечь ничто не сравнится…» Если бы сила искусства измерялась одной только его эмоциональной действенностью, то «высшими жанрами искусства считались бы щекотка и алкоголь»[510].

Все сказанное Д. А. Леонтьевым по данному вопросу, казалось бы, противоречит тому направлению мыслей, которое обозначено в настоящей статье. Но не будем спешить с выводами. Фактически у Д. А. Леонтьева речь идет о более корректной и современной психологической формулировке той противоположности, которая раньше выражалась дихотомией чувственного – рационального. Взамен прежней понятийной пары им выдвигается новая: смысл – эмоция. Такой поворот дела представляется не закрывающим проблему, а обогащающим ее новыми акцентами.

Основной посыл Д. А. Леонтьева, на мой взгляд, верен: чувство (аффект) и разум (интеллект) не есть самостоятельные сущности, способные образовать некое суверенное органическое целое. Зато, поставив во главу угла высшее интегративное психологическое образование – личность, мы увидим, что эмоция коррелятивна не только и не столько с изолированным интеллектом, сколько с личностным смыслом.

Д. А. Леонтьев прилагает немало усилий, чтобы вновь обострить притупившееся различие между личностным смыслом и эмоцией. Этот «разграничительный пафос» следует признать вполне оправданным. Согласно Д. А. Леонтьеву, смысл более глубинен в онтологическом плане, его раскрытие связано с выходом в жизненный мир личности, в систему конкретных взаимодействий между субъектом и объектом. Эмоция же более или менее адекватно репрезентирует личностный смысл, «привлекая к нему внимание и ставя задачу на его содержательное раскрытие»[511] (разумеется, с активным участием интеллекта). Эмоции – это «чувственная ткань смысла», резюмирует психолог.

Подобное направление исследований представляется весьма перспективным. Оно модифицирует и углубляет традиционную постановку вопроса о соотношении чувственного и рационального на базе личностного подхода. Вместе с тем, то видение и решение проблемы, которое предложено Д. А. Леонтьевым, в отдельных своих моментах нуждается, на мой взгляд, в корректировке.

1) В концепции Д. А. Леонтьева ведущая роль заведомо отдана смыслу. Что касается эмоций, то они, по его мнению, «выполняют вспомогательную функцию»[512]. С этой явной неравноправностью агентов трудно согласиться даже применительно к реалиям практической жизни, тем более когда мы вступаем в сферу знаково закрепленных и коммуницируемых художественных смыслов. Л. Я. Дорфман констатирует: «А. В. Запорожец и Я. 3. Неверович (1974) выдвинули положение о существовании особого вида эмоционального познания, при котором субъект отражает действительность в форме эмоциональных образов. Эмоции интеллектуализируются, а познавательные процессы приобретают аффективный характер и начинают выполнять функцию смыслоразличения и смыслообразования»[513]. Приведу еще одно корректирующее высказывание того же автора: «…Эмоциональные переживания представляют собой некоторое, пусть специфическое, но содержание.…Это содержание объективируется в художественном предмете благодаря тому, что эмоции могут выполнять управляющую роль по отношению к организации художественного предмета. Обратите внимание: здесь мы имеем дело с чем-то противоположным предметности эмоций. Не эмоции обслуживают художественные предметы, а напротив, художественные предметы фактически обслуживают эмоции. В художественных предметах совершаются изменения, позволяющие придавать эмоциям внешние, «охудожествленные» признаки, формы и значения. Такого рода процессы и создают феномен означивания эмоций»[514].

Итак, эмоции при определенных условиях также способны играть ведущую роль, возбуждая творческую фантазию и продуцируя новые смыслы.

2) Включившись в логику мысли Д. А. Леонтьева, следует сделать еще один шаг вперед, разграничив смыслы рационализируемые и ^рационализируемые. Только вторые образуют ареал искусства и эстетики в подлинном значении этих слов.