Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Некоторые теоретики рассматривают культуру как «саморазвивающуюся систему», поскольку возможность порождения новых смыслов уже заложена в смысловом богатстве, арсенале наличной культуры. Культуру, действительно, можно назвать «самопорождающей смысловой моделью», имея в виду то, что она не есть абсолютно пассивный материал, пригодный для любых, произвольных преобразований и модификаций. Исторически сложившийся «генотип» (или архетип) данной культуры определяет общее направление, спектр возможностей и характер дальнейших преобразований наличного культурного материала. Любое внешнее влияние конкретная культура воспринимает и усваивает, преломляя его через призму собственной самобытной природы. При встрече же с абсолютно чуждым, разрушительным для нее содержанием, как правило, срабатывает «иммунный механизм» культуры, и враждебное ей она отторгает.

Таким образом, наличный материал культуры и ее глубинный генотип, или архетип, задают определенную направленность деятельности новаторов, окрыленных пафосом развития данной культуры.

Культурное творчество людей предполагает большую или меньшую степень осознания тех фундаментальных противоречий человеческого бытия, о которых говорилось выше. Человек ощущает несовершенство, ограниченность наличного состояния культуры и вносит в неё инновационные изменения. Но это лишь одна сторона дела. Другая сторона заключена в общем социальном самочувствии субъектов деятельности. Оно может быть благоприятным либо неблагоприятным для культурного творчества. Самочувствие творцов культуры, в свою очередь, зависит от уровня экономического развития данного общества, от материального благосостояния его членов, резерва свободного времени и т. д.

В процессе развития культуры происходит постепенное накопление в ней кризисных проявлений и признаков. Критика кризисных состояний культуры выступает симптомом и стимулом ее обновления. Достаточно напомнить о той всесторонней и бескомпромиссной критике, которой подвергли европейскую культуру последней четверти XIX века – первой половины XX века Ф. Ницше, О. Шпенглер, Э. Гуссерль, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк и многие другие мыслители. Они сконцентрировали свой критический пафос на рационалистической основе предшествующего этапа культуры, на ограниченности традиционных форм гуманизма и др.

Одной из эффективных форм преодоления кризиса культуры является ее «подпитка» импульсами культурных этапов, пройденных, но не исчерпавших свои творческие возможности (и в этом смысле – недооцененных). Мы знаем, какой невиданный взлет пережила европейская культура XV–XVI столетий, обратившись в процессе обоснования нового, гуманистического мировоззрения к духовному наследию Древней Греции и Древнего Рима («эпоха Возрождения»). В истории европейского искусства локальные возвраты к традициям прошлых, полузабытых эпох и мастеров – явление многократно повторявшееся. Можно вспомнить, например, преодоление академизма в живописи английскими художниками второй половины XIX века за счет освоения традиций прерафаэлитов – предшественников великого Рафаэля, живописцев по видимости «примитивных», «наивных» в сравнении с ним, но исполненных живой веры и необычайной искренности.

Тем не менее, архаизация, уход вспять от современной культуры – явление далеко не беспроблемное и бесконфликтное, так сказать, заведомо обреченное на успех. Ведь в подобных случаях оживляются не только позитивные, гуманистические тенденции, но и негативные, дегуманизирующие; какие из них возьмут верх, еще неизвестно. Необходима большая осмотрительность и осторожность в следовании идеям «варварского ренессанса», «новой архаики» и т. п., выдвигаемым некоторыми представителями современного философского знания.

Каждое конкретное состояние культуры, каким бы безальтернативным и прочным оно ни казалось, со временем, естественно, будет подвергнуто некоторому отрицанию и ломке. В ходе ее одни компоненты будут устранены, другие отодвинуты на периферию, третьи же выступят на передний план, став основой процесса обновления. Как абстрактная схема, эта перспектива сравнительно легко приемлется нашим сознанием. Но реальный процесс развития культуры полон скрытого и явного драматизма, он нередко протекает крайне болезненно. Дело не только в проявлениях инерционности, косности человеческого сознания, сплошь и рядом мешающих людям по достоинству оценить культурные инновации уже при первой встрече с ними. Дело еще и в том, что необходимость обновления и ломки существующей культуры вызывает преобразовательные импульсы самой разной степени и глубины – от частичных, «умеренных» до самых крайних, нигилистических.