Своеобразным «возмутителем спокойствия» на общем фоне этой конференции выступил аспирант Нижегородского государственного лингвистического университета Виль Ибрагимов, являющийся одновременно сотрудником правоохранительных органов. «С проблемой я знаком не понаслышке», – между прочим заметил он. Выступление аспиранта было выдержано в несколько иной тональности, чем подавляющее число других, представлявших сектантов-неоязычников прежде всего – или исключительно – жертвами манипуляций. В. Ибрагимов призвал собравшихся увидеть в адептах новых религий «живых людей, наших с вами братьев, сестер, соседей, коллег по работе, которые сделали свой выбор и испытали на себе его последствия». Выступающий предложил «дать им возможность во всей полноте изложить свое учение», а затем уже ставить вопрос об их ответственности за последствия. Он процитировал мнение профессора Л. Е. Шапошникова, заявившего, в частности: «Различные ценностные ориентации не должны приводить к конфронтации, озлобленности друг на друга в процессе духовных исканий»[754]
. Закончил свое выступление В. Ибрагимов следующими словами: «Духовная и нравственная безопасность страны может быть обеспечена только при сохранении и укреплении всего культурно-исторического наследия нации при одновременном поиске новых, более эффективных форм культуры»[755].Процитированное выступление вызвало незамедлительную реплику другого участника конференции, сектоведа А. Л. Дворкина, который обвинил аспиранта в защите тоталитарных сект, при том в защите «не за страх, а за совесть»[756]
. Можно, конечно, охарактеризовать диссонансное аспирантское выступление и таким образом, в таких терминах и выражениях. Но гораздо естественнее, думается нам, было почувствовать в мотивации выступившего попытку защитить свободу самовыражения, принципы плюрализма, толерантности – даже в отношениях с отступниками и критиками христианства.Вопрос о неоязычестве переведен здесь, как видим, в неожиданную, непривычную плоскость. Но такой поворот темы тоже правомерен. И на заданный вопрос приходится отвечать. Как? Если, при отсутствии свидетельств тоталитаризма, в неоязычестве есть хоть какой-то элемент «духовных исканий», то конституционное право на них гарантировано каждому. Но это абстрактный, общегражданский, в чем-то формализованный подход. Между тем, существует и иная, имеющая решающее значение сторона дела, к которой мы сейчас и переходим. Конкретное содержание неоязыческих воззрений свидетельствует не в их пользу.
Чтобы дать верную оценку феномену неоязычества, необходимо отчетливо представить себе то качественно новое, что принесло с собой и внедрило в сознание разных народов христианство. О решающих преимуществах, обеспечивших христианству победу над язычеством, писали уже упоминавшиеся нами авторы – Р. Гвардини, Д. С. Лихачев и некоторые другие.
Отечественный ученый Г. К. Вагнер затрагивает оппозицию язычество – христианство в связи с конкретной проблемой – так называемого «двоеверия» в эпоху Древней Руси[757]
. Мы позволим себе кратко пересказать, а отчасти и процитировать наиболее существенные, на наш взгляд, из его суждений.По мнению Г. К. Вагнера, в Древней Руси «…никакого двоеверия не могло быть и не было»[758]
. Объяснение этого заключено в выявившейся несостоятельности язычества перед вызовами новой эпохи (о чем писал еще С. М. Соловьев). «…Невычлененность идеального из материального составляет суть язычества…»[759]. Отсюда – отсутствие свободы выбора в волевом действии человека, в конечном счете – фаталистичность. Языческое сознание не поднимается до осознания ценности человеческого бытия и, соответственно, драматизма смерти. В этическом плане этому коррелятивно отсутствие чувства вины. Язычество политеистично (в чем, добавим от себя, сторонники неоязычества видят одно из главных его преимуществ). Политеизм и вправду сообщал языческому сознанию тесную связь с природой, с Космосом, но это был полюс необходимости, изолированный, оторванный от полюса свободы. «Языческие божества не были персонифицированы. Это были не личности, а природные стихии, олицетворение природных сил»[760]. Резюмируя, Г. К. Вагнер пишет: «…Славянское язычество, как и всякое другое язычество, не обладало главным – духом, или понятием человеческой личности, ценностью человеческой души, которая дороже, чем весь природный Космос… Этим качеством не обладала и античная классика…»[761].Постепенное преодоление язычества и усвоение нового сознания были связаны, как видим, с потребностями внутреннего, духовного развития. Произошла смена одной религии («естественной») – другой («религией личного спасения»). Только эта смена, считает Г. К. Вагнер, могла стать основой того подъема культуры Древней Руси, который нам известен благодаря сохранившимся памятникам и трудам историков.