Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Защищая многообразие направлений в искусстве, включая самые радикальные, Фолькельт приводит доводы эстетического и психологического характера. В качестве аргумента первого рода он формулирует принцип «эстетической антиномии» – своеобразный вариант принципа дополнительности Нильса Бора в применении к явлениям искусства. Природа искусства глубоко проитиворечива, подчеркивает он, поэтому сосуществование в нем диаметрально противоположных (антиномичных) тенденций, направлений, стилей, – скорее правило, нежели исключение. Каждое из таких течений, будучи заведомо односторонним в выражении потенций искусства как целого, тем не менее, художественно полноценно в принципе. Подходя к искусству с точки зрения перспектив его развития, Фолькельт признает большую ценность новаторских явлений даже в том случае, если чисто художественный их уровень недостаточно высок.

В качестве психологического аргумента, оправдывающего художественное отображение не только светлых, но и темных сторон бытия, ученый использует принцип «полноты жизни». Жизненный процесс включает в себя и болезненные состояния, и патологические проявления, и саму смерть. Поэтому художник должен быть столь же непредубежден и небрезглив, как и ученый – психолог.

Эстетика И. Фолькельта весьма рельефно выражает процесс становления психологической эстетики, ее преемственную связь с классической теорией, с одной стороны, и интерпретированность известных положений в новом ключе – с другой. Фолькельт также сделал очень много для того, чтобы сблизить эстетическую теорию с передовой художественной практикой своего времени. Этот его завет, адресованный эстетикам новых поколений, актуален и сегодня.

В. Вундт (1832–1920) Вильгельм Вундт уделил значительное внимание методологическим проблемам эстетики, в особенности тем из них, которые относятся к «общей теории искусства».

Искусство Вундт рассматривает как составную часть духовной культуры общества. Оно для него находится в одном ряду с языком, мифом и религией. Все они – «произведения народов». Из такой постановки вопроса вытекают два важных следствия.

Явления культуры, искусство в том числе, следует изучать в единстве с другими, смежными с ними областями, стремясь в то же время уловить специфику каждой отдельной культурной сферы.

Явления культуры – творения человека – надлежит исследовать в гуманитарном, субъектном ракурсе. Искусство при таком подходе становится объектом «психологии народов» (основателем которой был сам В. Вундт).

В решении обозначенных выше задач у психологии народов есть, считал ученый, довольно опасные конкуренты, поэтому необходимо сразу же размежеваться с ними. Конкуренты эти, – во-первых, история искусства, ведущая свое начало от «Истории искусства древности» И. Винкельмана, и, во-вторых, традиционная эстетика – баумгартеновско-кантовская, философская, спекулятивная. Обе эти дисциплины суть составные части так называемой «науки об искусстве» (Kunstwissenschaft).

История искусства взяла за исходный пункт и нормативный образец греческую классику, что крайне сузило ее кругозор. Существовало ведь искусство догреческой эпохи. Искусство других стран, регионов и континентов представлено совсем в иных формах, чем господствовавшие в античном мире.

Что касается эстетики, то, согласно общепринятому мнению, её предмет составляют эстетические чувства, эстетические оценки и суждения – применительно, главным образом, к искусству, как современному, так и прошедших исторических эпох. Такой взгляд на эстетику выражен в расхожей формуле: «Эстетика – чистая наука о ценностях и нормах». Но спросим себя, говорит Вундт: каковы реальные основания этих эстетических оценок? Совершенно очевидно, что эти основания – двоякие. Во-первых, те или иные оценки явлений искусства связаны с опорой на греческую классику, превращенную в образец, в норму. Во-вторых, отчасти основанием для оценок служат философские абстракции. Традиционная эстетика носит умозрительный, схоластический характер, она ориентируется больше на определенные мировоззрения, чем на факты той же истории искусства. Нормативное значение приобретают центральная эстетическая категория – прекрасное и смежные с ней понятия: возвышенное, трагическое, комическое. Такая эстетика фактически уже полностью себя изжила.(Впрочем, сказанное не означает, что в рамках философской эстетики не было сделано ценных наблюдений и обобщений, замечает Вундт. Самый яркий и убедительный тому пример – пятитомная «Эстетика» Ф. Т. Фишера; ложная как целое, она чрезвычайно богата верными замечаниями и суждениями частного характера).