Et ce sera mon paradis (СИ)

Вот и сейчас, плясунья устремила взгляд на человека, чье лицо было скрыто капюшоном, и поднялась на колени. На большее у неё не хватило сил. Её ладонь оказалась чуть позади, в поисках весла, но такового там не оказалось, и тогда она коснулась похолодевших пальцев Фролло. Тот лежал неподвижно, и, казалось, уже не дышал.

Если бы ужас можно было измерить, оценить по какой-либо шкале, то эта отметка занимала бы наивысшее положение, ведь даже то, что пережила несчастная ночью, не могло сравниться с происходящим теперь, когда она уже понадеялась на счастье. Губы девушки задрожали, и необычайная тяжесть, появившаяся из ниоткуда, опустилась на неё. Эсмеральда не сводила взгляда с незнакомца, в то время как мысли её сменяли друг друга, переносясь то к Фролло, то к солдатам, присланным убить её, то к зародившемуся желанию сдаться и более не противиться судьбе.

Неизвестный склонился над цыганкой.

— Хорошенькая. Что же ты делаешь здесь, в лодке, в компании этого господина? Неужели думала, что пьяница заплатит тебе за ночь?

Он махнул головой в сторону священника. Фролло, в его испачканной и изорванной одежде вполне можно было принять за нищего, а Эсмеральду — за падшую девушку, вот отчего прикосновения незнакомца были так грубы: к чему церемониться с уличными девками.

Лицо цыганки вспыхнуло, оскорбление задело её до глубины души.

— Разве все девушки для Вас — лишь удовлетворение похоти? — в её глазах блеснул гнев.

Незнакомец засмеялся и снял с головы капюшон, считая несколько непристойным оставлять девушку в неведении: она не могла видеть его лица, он же — уже успел изучить её, пока она спала.

Человеком в черном одеянии оказался седой старик, с потускневшими голубыми глазами и белоснежной короткой бородкой. Это был рыбак, один из жителей небольшого острова, находившегося посреди Сены, к берегам которого и прибилась лодка несчастных беглецов. Старик этот был беден и одинок: жена его умерла во время родов, а единственный сын, здешний лекарь, несколько лет назад, утонул, спасая соседскую девочку из воды.

— К чему такие выводы, дитя? Я не желаю тебе зла, — он протянул раскрытую ладонь, как бы предлагая несчастной свою помощь. Цыганка взглянула в добрые глаза старика и почувствовала тепло, родительское тепло, исходившее от незнакомца.

«Ах, как бы было хорошо, если бы это оказался мой отец», — подумалось ей, и она, хоть и с опаской, приняла его руку. Старик помог ей подняться; теперь он смог рассмотреть хорошенько её помятое и покрытое кровавыми разводами платье. Сама девушка дрожала не столько от страха, сколько от холода. Клод.

— Если Вы так добры и не хотите мне зла, Вы можете помочь? Мне некуда идти, не у кого просить помощи, кроме как у Вас, — она, казалось, вновь хотела заплакать. Конечно, незнакомцу она доверяла не больше, чем любому другому мужчине, но что ей оставалось делать? Клод, должно быть, уже мертв, и она зря пытается спасти его…

И всё же…

— Откуда мне знать, что ты и твой спутник не воры и не бродяги, убивающие бедняков? — старик улыбнулся. Если бы не трагичность обстоятельств, Эсмеральда бы улыбнулась ему в ответ, но сейчас… единственная эмоция, отражающаяся на её измученном личике — страдание. Чем она может поклясться этому человеку, чтобы он поверил ей, как может поторопить его?

— Мои клятвы могут показаться Вам пустыми, а слова бессмысленными, но что Вы скажете, если услышите правду? Этот человек в лодке, он умирает. Он рисковал собой, чтобы спасти меня, — цыганка заплакала, закрыв ладонями глаза.

— Должно быть, ты сильно любишь этого человека, дитя, раз не утопила его и не облегчила тем самым свою переправу к этому берегу, — старик осмотрел человека, заметив, наконец, его неестественную бледность.

— Учтите, красть у меня нечего. Самое дорогое уже отняло море, — с горечью произнёс незнакомец и попробовал приподнять Фролло. Цыганка подхватила руку священника, перекинув её через шею.

Немая благодарность отразилась в её глазах: путники торопливо зашагали в сторону небольшого обветшалого дома.

***

Старик развёл огонь и достал несколько бутылок рома из погреба.

— Cortex Salicis fragilis, — произнесла Эсмеральда, выкладывая измельченную кору на чистую ткань. Клод учил её разбираться в растениях, посему она безошибочно определила, что старик принёс именно то, что было необходимо. Рана начинала гноиться, а значит, именно это лекарство могло спасти положение. Цыганка смогла привести архидьякона в чувства, но лишь на время: у него начинался жар, и лихорадочный пот выступил на лице.

— Если у Вас найдётся игла и нить, Сальвео, это будет просто замечательно, — цыганка забрала из рук старика бутылку и поднесла к губам Фролло. Тот судорожно сжал пальцами покрывало: ему почудилось, будто это вовсе не Эсмеральда протягивала ему ром. Девушка приложила все усилия, чтобы одной рукой приподнять его голову, а второй влить жидкость.