Фролло все это время стоял на коленях перед дверью, прислонившись лицом к замочной скважине и наблюдая за плясуньей, как наблюдает охотник за пойманной им прекрасной, диковинной птицей, сидящей в клетке. Бороться с желанием, находясь за пределами кельи, было легче, и архидьякон несколько смирился со своим положением, хотя отступать от задуманного не собирался. Он заночует неподалеку от кельи, там, где возможно будет схватить Эсмеральду, если та вздумает бежать. Он все продумал, прежде чем дать свое согласие, но даже эта продуманность не приносила ему успокоения. Ох, не видать теперь спокойствия, пока жив ненавистный капитан!
Священник тихо поднялся на ноги, боясь нарушить ночную тишину, царящую в Соборе, и последовал к месту своего ночлега. Двигаться приходилось наощупь, полагаясь на чутье, но это ничуть не утруждало его. За долгие годы службы он запомнил каждый угол, каждую ступеньку, и мог беспрепятственно идти хоть в кромешной темноте.
***
Ночь была беспокойной, и долгое время Фролло лежал без сна. Перед глазами то и дело возникали манящие образы, и он не мог дождаться наступления утра, знаменующего начало новой, не позволительной ему жизни. Страдая от нетерпения, он ворочался на узкой скамейке, принесенной им и служившей теперь постелью, и холодный пот проступал на его еще горящем лице. Эсмеральда представлялась ему то пляшущей на площади с открытыми нежными плечиками, то лежащей без сознания на кушетке в келье с влажными от слез щеками, но чаще всего — такой, какой запомнили ее его руки — трепещущей и невинной, такой желанной и запретной, смущенной и разгоряченной от его поцелуев. Сердце снова и снова замирало от предвкушения завтрашнего дня, а желание терзало изнутри. О, это томительное ожидание!
Он должен благодарить небеса за то, что они сжалились над ним и позволили лицезреть прекрасное тело молодой цыганки так близко. Это казалось и наказанием, и наслаждением. Сколько дней и ночей лелеял он мечту увидеть ее, ласкать, и сколько теперь будут уничтожать его похоть и безумное желание — желание запретное, невозможное для священника?
Он закрывал глаза и вновь открывал, судорожно вздыхая, будто просыпаясь от кошмара. Нет, нельзя было спать. Что, если она проснется раньше и сбежит? Или кто-то осмелится явиться в келью без его дозволения? Нет-нет, он никого к ней не подпустит и проследит за тем, чтобы ни один посторонний не прознал о ее пребывании в Соборе.
***
Солнечные лучи струились на каменном полу кельи, проникая сквозь окошко и слегка касаясь измученного ночной борьбой личика девушки, лежащей на кушетке. Всю ночь ее преследовали ужасные сны, будто бы Феб отверг ее любовь, будто за ней, как за ведьмой, объявили охоту, и именно капитан отдал ее палачам, из рук которых ее попытался вырвать раненный священник. Последнее волновало ее мало, а вот де Шатопер занимал теперь все мысли.
«Ах, что, если он и правда прогонит меня? — думалось ей, только лишь образы из сна посещали ее. — Нет же, он простит меня, и будет любить сильнее прежнего».
Наконец, успокоив себя, что все ее муки и старания не напрасны, Эсмеральда поднялась с кушетки, рассматривая келью. При утреннем освещении помещение не казалось таким пугающим, как ночью, не было той колдовской таинственности, и девушке стало спокойнее. Предметы, предназначенные для алхимии, не походили на страшные орудия шамана. То были обыкновенные сосуды, колбы разных форм, пыльные книги, свитки и многое другое.
Каково было разочарование девушки, когда во всем этом хламе она не обнаружила ни крошки хлеба, а тем временем голод все больше и больше напоминал о себе. Несчастная вспомнила слова архидьякона, помнила и его безумную страсть, то, с какой неистовой силой он сжал ее ладонь, будто оковы сдавили тогда ее пальчики.
Плясунье стало жутко от одной мысли, что этот человек мог закрыть дверь на ключ, чтобы она не сбежала, и цыганка кинулась к кушетке, силясь сдвинуть ее с места. Теперь она была в не меньшем испуге, чем ночью, и, как это бывает в состоянии безграничного страха перед чем-либо, силы появились в ее руках, и кушетка поддалась, сдвинулась с места.
Девушка дернула дверь на себя, и та отворилась. Сердце Эсмеральды замерло, а сама она не могла в полной мере поверить, что свободна. Неужели священник не сделал ее пленницей?
Цыганка так и застыла на месте, успокоившись и не прекращая радоваться тому, что ее доводы не оправдались. Она чуть улыбнулась — значит, если ей захочется, она сможет уйти к Фебу хоть сейчас? Что ей слова архидьякона по поводу других служителей, запрета бродить по Собору без его ведома? Она свободна.
Девушка, радостная и счастливая, огляделась вокруг. Увидев лежащее почти перед ней нежно-розовое платье с рукавами чуть выше локтя, почти такое, какое было надето на той знатной девушке, оскорбившей тогда ее, маленькие туфельки и косынку, Эсмеральда так и ахнула.