Et ce sera mon paradis (СИ)

Заметив счастливый взгляд девушки, направленный на книгу, он подумал было, что она понимает латынь и разделяет его любовь к книгам, но, увидев, как она одними лишь губами произнесла ненавистное имя, поспешно отвернулся и закрыл глаза.

— Как же ты наивна! — воскликнул священник, и цыганка испуганно захлопнула книгу, посмотрев на него. — Ты невинное и наивное дитя, тебя пленили его золотые латы, его красота, но ты не знаешь, каков он на самом деле!

— Я не желаю ничего слушать! — резко прервала Эсмеральда попытку архидьякона образумить ее. Нет же, вовсе не за внешность она полюбила капитана. Разве можно любить только красоту? Ах, капитан спас ее, проявил смелость и благородство, полюбил ее.

И все-таки девушка невольно прислушалась к словам, не сумев забыть этого смеха, того, с каким надменным видом произнес Феб этому мальчишке, что сегодня он встретится с ней. Но то был не Феб, нет, он не мог насмехаться над ее чувствами.

— Не желаешь слушать?! — обезумев, Клод в момент сократил расстояние между ними. — Так узри же. Пусть не сегодня, не сейчас, ты увидишь, что он не тот, кем ты его мнишь, девушка.

— Ах, замолчите, — она выставила вперед ручку, чтобы отдалить его от себя, но он поймал ее, прижав к своим губам.

— Дерзкая цыганка, знаешь ли ты, что я чувствовал, когда встретил тебя впервые?

— Не хочу ничего знать! Ужасный человек, не прикасайтесь ко мне! — она попыталась вырвать руку, но его пальцы сжались сильнее.

— Почему ты так жестока ко мне? Тебе известна жалость, я знаю, я видел, как ты напоила то чудовище. Почему же нельзя и мне подарить немного своей жалости и любви?

— Вы обещали помочь мне… — разочарованно произнесла цыганка, — а теперь я вижу, что вы не тот человек, каким представились, — она хотела вновь воспользоваться кинжалом, но вспомнила, что Фролло этой угрозы не боится. И такое отчаяние завладело ей.

— Тебе ничего неизвестно, — он хотел было прижаться к ней, поцеловать ее прекрасную шейку, но цыганка продолжала свои обвинения, неистово ударяя его:

— Ах, мой Феб любит меня. А вы…ненавидите, я знала это, знала, и все равно поверила вам!

Тихий вздох, полный отчаяния вырвался из груди священника, он осторожно взял цыганку за плечи и встряхнул. Та замерла, испугавшись еще больше.

— Я не хочу тебе зла, девушка. Я люблю тебя, слышишь? Люблю. Дай мне надежду, подари хоть немного своих прикосновений, поцелуй, все, что угодно, и я оставлю тебя, выполню все, что обещал, я не лгу, — прошептал архидьякон, прижимая ее к стене кельи и целуя оголенное плечико.

— Ах, вы обманываете меня! Я не поверю больше ни одному слову, гадкий, подлый человек! — воскликнула несчастная, стараясь отдалить его от себя. — Феб любит меня, конечно любит! Я не могу изменить ему.

— Ну хорошо, пусть так! Оскорбляй меня, обвиняй меня, но что же будет, когда ты лично узнаешь, что он не любит тебя и никогда не любил? Он хотел воспользоваться тобой, наивное дитя, а потом не вспомнил бы и имени, — продолжал архидьякон, совершенно забыв о причине прихода девушки. — Ты не знаешь ничего о таких, как он.

Но Эсмеральда не слушала его больше. Многое из того, что уже сказал ей этот человек, занимало ее мысли, когда она жила во Дворе чудес. Но отступить теперь — значило навсегда потерять надежду на счастливую жизнь с капитаном, которого она любила больше жизни. Она из последних сил старалась отодвинуть от себя священника, и все же, долгое сопротивление довело тело до изнеможения, и цыганка сдалась.

Фролло перехватил и вторую ручку девушки. Та задрожала от охватившего ее ужаса. Сейчас этот человек унизит ее, осквернит, и она больше не будет достойна Феба де Шатопера. Цыганка вскрикнула от этой ужасной мысли, и ноги ее подломились.

— Зачем ты мучаешь меня? — тихо произнес Клод, поднимая девушку на руки. Жар ее тела чувствовался даже сквозь плотную ткань сутаны. Какое дикое желание сжало в свои железные тиски архидьякона, какая страсть загорелась в его темных глазах, когда руки прижали ее хрупкое тело к груди. Он готов был поклясться, что такого сильного искушения не испытывал доселе никогда. Цыганка больше не сопротивлялась, молчала, находясь полностью в его власти. Девушка лишилась чувств, и Фролло, воспользовавшись моментом, наклонился к ней. Огненный поцелуй опалил ее чуть приоткрытые губы, такие желанные и доселе неприкосновенные. Священник осторожно положил цыганку на кресло. Эсмеральда не прикоснулась к нему. Ее глаза все еще были закрыты, а слезы стекали по раскрасневшимся щекам.

Архидьякон сел перед ней на колени и провел пальцами по волосам — они были даже мягче, чем он их себе представлял; затем по щеке, стирая слезы, его губы коснулись ее оголенного плечика, и вскоре он осыпал поцелуями руки девушки. Тяжело дыша, священник касался ладонями ее тела, воскрешая видения, преследовавшие его. Он взвыл от негодования, стиснувшего сердце, и желания, завладевшего всем телом.