Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

«Если стать на точку зрения Н.И.Вавилова, – заявлял Григорьев, – мы должны будем признать, что стиль “ампир” зародился в Петербурге, т. к. здесь он наиболее полно представлен во всем его многообразии, мы должны будем признать, что производство фитильных ружей имеет своим центром происхождения… горы Памира, т. к. тамвнастоящее время сосредоточено производство их во всем их разнообразии, притом в исходных формах».

«По Н.И.Вавилову выходит, – изготовляет критик еще один “колпак”, – что фараоновская организация власти и системы орошения или откуда-то пришли в готовом виде, или кем-то были выдуманы [?]. Ни то, ни другое решение не годится, так как если бы они пришли, то, конечно, мы имели бы свидетельства об их прародине и археологи давно бы уже их нашли».

С дурацким колпаком расправиться нетрудно. Ведь у Вавилова речь шла лишь о том, что пред существовавшее в горных долинах примитивное земледелие облегчало задачу строительства великих оседлых цивилизаций в долинах рек, так как снабжало эти цивилизации готовыми формами культурных растений и отработанными навыками земледелия.

«Таким образом, – резюмировал критик, – Н.И.Вавилов устанавливает четыре пункта, долженствующие служить убедительным доказательством правильности его теории: 1) наличие сортового разнообразия, 2) укрытость горных долин от нападений, 3) легкость орошения в горах и трудность в долинах рек, 4) наличие отсталых форм земледелия в горных районах. Как мы видели, – разделывается с этими “пунктами” критик, – третий пункт о зарождении орошения в горах не выдерживает критики. Второй пункт также не убедителен, а четвертый не нуждается в серьезном опровержении [!] ввиду своей очевидной слабости».

Что же Григорьев противопоставлял вавиловской теории центров? Оказывается… ничего! Это отмечалось в редакционном предисловии к брошюре: «Основной ее порок – отсутствие положительной части, в которой были бы развиты взгляды, конкретные построения, конкретные объяснения, противопоставляемые критикуемым автором взглядам, построениям, объяснениям Н.И.Вавилова».

Но если бы Григорьев этим закончил свой разбор теории центров происхождения, его брошюра выглядела бы крикливым тявканьем моськи на слона. По тем временам оно было бы относительно безобидным. Однако автор едва дошел до середины. Ему еще необходимо вскрыть «сущность ошибок Н.И.Вавилова», а она «заключается в том, что, может быть, сам того не подозревая, он разделяет точку зрения индоевропейского языкознания».

«Реакционная, шовинистическая, западноевропейская лингвистическая теория, – сообщал Григорьев, – производит индогерманцев от какого-то индогерманского пранарода, индогерманской расы. Когда-то, где-то, по взглядам одних ученых – в Припамирских горах, потому что там сохранились языки, наиболее близкие к санскриту, по другим – в Прибалтике, так как литовский язык является будто бы исходным для всех индогерманских языков, образовалась индоевропейская раса, и отсюда пошли культуры. Н.И.Вавилов повторяет любого индоевропейца, забывая о диалектическом характере исторического процесса, он устанавливает, что когда-то в Гиндукуше произошли все сорта таких-то и таких-то культурных растений. Почему именно там? Потому что там разнообразие их древнейших форм. Далее Н.И.Вавилов пишет: “Указанные горные районы представляют не только очаги разнообразия культурных сортов растений, но и разнообразие человеческих племен”. Значит, и люди распространялись из этих же очагов? Между тем яфетическая теория [академика Н.Я.Марра] доказывает, что всё человечество пережило яфетическую стадию развития языка и этот процесс проходит одновременно в разных местах в зависимости от развития социально-экономического строя различных обществ».

Попытка «побить» Вавилова академиком Марром выглядела бы комично, но в контексте того времени она была тоже зловещей. Теория Марра считалась единственно правильной, классовой, марксистской, расходиться с ним могли только враги диктатуры пролетариата. То, что сам Марр видел в открытиях Вавилова подтверждение свой теории, значения не имело.

Не говорим уже о том, что Вавилов установил ряд независимых очагов происхождения землевладельческой культуры, показав тем самым, что важнейший фактор – не исключительные способности выдающейся человеческой расы, а наличие в окружающей природе необходимых растительных ресурсов. Биологическое превосходство одной расы над остальными теорией центров происхождения опровергалось.

Однако, по мнению Григорьева, «Н.И.Вавилов крепко держится за индоевропейскую теорию». Процитировав его высказывание о том, что в долинах великих рек земледелие «требовало железной деспотической организации», Григорьев гневно вопрошал: «А кто же создал эту “деспотическую” организацию и возможность “массовых действий"? Кто научил этого “первобытного земледельца” высочайшей технике ирригации? Царь? Бог? Герой? Где та обетованная индогерманская прародина, в которую в настоящее время верят лишь метафизики и идеалисты, откуда всё появилось в готовом виде?»