Этаж-42

Мимо прошла девушка в красном купальнике, бросила взгляд на Петра и, показалось ему, улыбнулась как-то призывно и ласково. Стройная, узкоплечая, с распущенными волосами, в руке — книжка. Он сперва и внимания на нее не обратил, мало ли тут ходит девушек, иные от скуки, иные, чтобы завязать знакомство. К девчатам Петр относился сдержанно, был «наивняком», как называл его Виталька Корж. Петр говорил друзьям: чем попусту тратить время на девушек — лучше почитать книжку или заняться спортом. И эта, что прошла по мелководью маленькими шажками, ничем его не поразила, даже вслед не посмотрел, а на ее призывную улыбку ответил равнодушным взглядом. Через некоторое время девушка появилась снова, вид у нее теперь был какой-то растерянный, она хмурилась, губы ее вздрагивали, а в глазах уже не было и тени кокетства.

Села у самого корневища, на котором пристроился Петр. Он видел ее согнутую спину, видел, как прутиком она чертит что-то на влажном песке. И внезапно послышалось ему — или, может, показалось, — что девушка тихонько, жалобно всхлипывает. Плечи ее вздрагивали, вся она съежилась, уменьшилась, стала похожа на обиженного ребенка. «Чудеса, — подумал Петр. — Только что улыбалась, а теперь плачет».

Он чувствовал себя неловко, будто был в чем-то виноват перед ней. А до чего хорошенькая! Впервые, верно, с таким напряженным вниманием Петр присматривался к девушке.

Она неожиданно обернулась, и на него глянули большие заплаканные глаза. Никогда не видел таких глаз — так ему показалось, — никогда не был в такой ситуации. Она смотрела на него выжидающе и словно хотела, чтобы он первый заговорил с ней. И он, собрав все свое мужество, спросил:

— Вас кто-нибудь обидел?

Девушка кивнула головой, и Петр отметил, как дрогнули ее плечи.

— Нас всегда обижают, — сдавленным голосом произнесла она.

— Нас… это кого? Женщин, девушек?

— И женщин, и девушек.

У него прибавилось смелости, и он подсел к ней. Был в брюках и в белой тенниске, а она в одном купальнике. И поэтому чувствовал себя неловко. Девушка спросила, не заболел ли он, что сидит одетый. Вот они уже целый день жарятся на солнце, — наверное, кожа потом облезет. Кто «они»? Их «компашка», собрались сегодня отпраздновать сдачу экзаменов.

— И я последний сдал, — не без гордости сообщил Петр.

Познакомились. Девушку звали Майкой, она так и назвалась. Он, краснея, назвал себя, протянул руку и сжал ее тонкие пальцы, ощущая их волнующую нежность.

— Петр Первый, — сказала она будто самой себе.

— Старомодное имя? Да?

— Нет, просто вы у меня первый знакомый Петр, — пояснила девушка. Сидела, подтянув к подбородку колени, глаза ее неотрывно следили за всплесками воды между корнями и ветками: видно, мыслями была не здесь, что-то ее беспокоило и волновало.

Отчего она все-таки плакала? Почему так внезапно изменилось ее настроение?

Она, словно угадав его немой вопрос, заговорила откровенно, не меняя своей позы, не отрывая взора от блестящей воды. Сегодня у нее жуткий день, ужасный, невероятный. Приехала сюда со своим женихом… Завтра идут в загс… Сшила себе чудесное белое платье… Заказан банкетный зал… Но… но…

— Что — но? — удивленно спросил Невирко.

— Я его не люблю.

— Действительно беда. Кто же вас заставляет?

— Никто. Была любовь, и вот… нет. Отец Игоря — большой начальник на Черноморском пароходстве, и сам Игорь — умный, честный, талантливый. А какой он красивый! Девчонки от него без ума, прямо невозможно с ним нигде появиться. И любит меня, предан, на такого в жизни можно положиться…

Петр слушал ее с плохо скрытой досадой, и ему казалось, что говорится все это как бы специально в укор ему. Чем больше Майя расхваливала своего Игоря, тем неприятней звучали ее слова, он чувствовал себя униженным, даже оскорбленным. Что он в сравнении с этим Игорем, этим красавцем, отец которого — высокое начальство на Черноморском пароходстве? А он, Петр Невирко, сын обыкновенной сельской учительницы, и отца у него давно нет. Умер, когда Петру было шесть лет, осиротил его с малолетства.

Хотелось встать и прекратить этот нелепый разговор. На душе стало тяжело — испортила ему настроение эта пустая девчонка, для которой он — обыкновенный прохожий, случайно встретившийся на пляже. Села, расплакалась. Надо же кому-то излить свое горе…

Но Майка расставаться не хотела. Смутилась от своей откровенности или, может, уловила перемену в настроении Петра и уже готова была чем-то искупить свою невольную вину.

— Вы не спрашиваете, чем же меня обидели? — повернула к Петру грустное лицо — загорелое, худенькое, с милым остреньким носиком.

— Я догадываюсь, — неохотно сказал Петр. — Вы его не любите, а выходить замуж надо. Отсюда и все муки.

— Нет, нет! Меня не заставляют.

— В чем же беда?

— Я его не люблю. Просто не люблю. Вот и все.

— Не понимаю… Не любите — так и не любите.