— Ребята… Саня… вы тут кончайте… я провожу девушку…
Саня Маконький с притворным равнодушием отмахнулся: ступайте, мол, нам и без вас хватает дела, обойдемся. Плита ложилась ровно, с точным прицелом, работа была в разгаре, парни старались, и Невирко догадался, что это они ради него, только бы он не тушевался и скорее уходил, если нужно. Никогда не видели своего звеньевого с такой красоткой.
Они отыскали возле дома скамью в палисаднике, устроились. И едва сели, Майя жадно припала к губам Петра.
— Петрунчик, милый, любимый… Я все эти дни жить не могла… Вот разузнала у отца, на каком ты объекте…
— А Игорь Александрович?
— Невероятно самоуверен…
— Но вы же должны были идти в загс.
— Притворилась больной, не пошла. Отложили пока. А я теперь думаю о том, как сказать ему правду, — Майя сплела пальцы рук так, что они побелели. — Ты ешь, ешь, Петрунчик. Тебя это не касается.
— Ты по-настоящему решила?..
— Я все делаю по-настоящему, — твердо заявила Майя. — Но ты не бойся, я все решаю сама.
— Не о себе я думаю… Только бывает так, что сгоряча человек решит одно, а когда одумается — все не так…
— Вот я и не хочу сгоряча. Но хватит… Не мучай хоть ты меня… — Майя с детским любопытством заглядывала Петру в лицо, ей было приятно видеть его в хорошем настроении, ей даже нравилось, что у него такой аппетит: он смачно откусывал от пирожка, запивал молоком, потом принялся за мед.
А Петр ощущал необыкновенную радость от того, что такая миловидная девушка, нежная, большеглазая, угощает его вкусными пирожками, приготовленными ею собственноручно, а он, словно важная персона, устроился тут в тенистом уголке и чувствует себя уверенно, знает, что его работа понравилась Майе и сам он вдруг предстал перед ней иным, лучшим, более привлекательным. Не поленилась, значит, пришла, перед всей бригадой не постеснялась показать свое расположение к нему.
Вскоре к ним на объект явился Гурский, приехал с целой свитой инженеров, они что-то долго обсуждали с прорабом и Найдой, и почему-то Гурский был недоволен, хмурился, шагая по этажам, внимательно осматривал установленные панели, а к молодому геодезисту Юре Сычу придрался: почему, дескать, не контролирует точность установки каждой внутренней стены.
Увидев Петра, вовсе потемнел лицом.
— Можно вас на минуту? — спросил он и пригласил его в сумрак коридора.
И там, властно взяв за локоть, заговорил о своей дочери. Все, оказывается, уже знал, обо всем рассказала ему наивная и простодушная Майя, ненаглядная доченька: и как познакомились с Петром на пляже в знойный воскресный день, и как из-за него изменила свое намерение выйти замуж.
— Жизнь свою искалечила, а девичья судьба — не то что у парня, и вы, товарищ Невирко, обязаны были хорошенько подумать, прежде чем врываться в чужую семью.
— Я ничего не разрушал, Максим Каллистратович, — тихо, но твердо заявил Невирко, сосредоточенно глядя себе под ноги. — Так получилось.
— Я ее отец… Я, может, всю жизнь ей посвятил. — Он крепче сжал локоть Петра, в его голосе зазвучали жалобные нотки, и выражение лица стало мягче. — Петр, вы не знаете, чем это кончится… Прошу вас, опомнитесь! Для вас это, может, развлечение, а девушка… Поймите, моя дочь…
— Хорошо, хорошо, — кивал головой Невирко, внезапно испытав жалость к Гурскому, к его отцовской обиде. И себя было жаль, и Майю. И было стыдно перед этим важным, солидным начальником, который так разволновался. — Пускай она решает… Я уважаю вас, но… пускай она решает…
В тот вечер он не пришел на свидание, мучился от нестерпимой тоски, от бессилия… Только бы забыться!.. Виталька Корж тащил на танцы, уверяя, что там девочки — загляденье! На танцы он не пошел и с девочками знакомиться отказался. Часу в одиннадцатом, не дождавшись возвращения Виталия, выключил свет и попытался заснуть. И в тот же миг услышал Майин голос. Просила разрешения войти.
— Ты? — Он словно окаменел, стоя перед ней в трусах и майке. Еще и свет включил!
Но это ее не смутило.
— Оденься, пожалуйста, проводи меня, — сказала она, с любопытством рассматривая комнату: две кровати, шкаф, стол с графином. — Я чуть с ума не сошла! Нельзя же так!..
Он натянул брюки, надел рубашку. Бормотал что-то о разговоре с ее отцом, о его просьбе-приказе. Отец, мол, сказал, что знает лучше, в чем ее счастье. Может, он прав… Начальника Гурского он бы не послушался, но отца Майи…
Майя обняла его, стала целовать, взлохматила ему волосы.
— Милый, милый! — И, с ужасом оглядевшись вокруг, сказала: — Как ты живешь! Но это — временно. Я поговорю с отцом…
Он погладил ее по голове. Сказал, что говорить не нужно. Они едут с хлопцами в подшефный колхоз строить тракторные мастерские. На два месяца.
— Ты никуда не поедешь! — заявила Майя. — Ни за что!
— Надо, — вздохнув, улыбнулся Петр. — Своих я не брошу… Буду приезжать каждое воскресенье. А ты подумай. У тебя будет достаточно времени, чтобы серьезно подумать.