Этаж-42

Она, словно протестуя, покачала головой, но глаз не открыла, и он поцеловал ее снова, но на этот раз в губы, прямо во влажное их тепло, и лишь тогда она посмотрела на него, и в ее взгляде отразился страх.

— Ты знаешь, что ты сделал? — Она положила ему на плечи согретые солнцем, душистые от солнца руки. — Ты все разрушил. В один миг. — Упала головой ему на грудь, прижалась лбом к его тенниске. — Ты все разрушил. Все, все… Боже!.. — Она смотрела на него с искренним удивлением, с благодарностью и почти беззвучно шептала: — Спасибо тебе! Спасибо, спасибо!..

Он вечером, совсем поздней порой, проводил ее домой, когда уже последние троллейбусы изредка шуршали по пустынным улицам и поливочные машины водяными веерами окатывали тротуары. Майин дом — старинный, с высокими окнами, с бронзовыми виньетками на клетке лифта.

В парадном было полутемно, и Майка на прощанье сама обняла Петра.

— Ты мне очень нравишься… — сказала, поднявшись на цыпочки и нежно заглядывая ему в лицо. — Ты простой, но милый. — И, подумав немного, поколебавшись с минуту, попросила: — Петя… не приходи ко мне. Никогда.

— Что? — Он едва сдержался, чтобы не вскрикнуть, крепко взял ее за руки.

— Я должна все это как-то пережить. Мне будет трудно. Скажи, где ты работаешь? И вообще, как тебя найти?

Кто знает, что было бы, если бы они еще днем, там, на берегу Днепра, завели об этом разговор. Поинтересовалась она лишь теперь, в последнюю, быть может, самую последнюю минуту. Он ответил, что работает на стройке монтажником, что мама живет в селе, учительница, и он часто ездит к ней. Так что высоких родственников нет…

— Зато могут быть друзья в управлении строительного комбината, — не обидевшись на его намек, сказала Майя. — Мой отец… — Майя как-то виновато пожала плечами, — Гурский. Он тоже строит. Знаешь такого?

— Главный инженер Максим Каллистратович Гурский? — удивленно спросил Петр. — Исполняющий обязанности директора?

— Максим Каллистратович Гурский — родной папочка вот этой сумасшедшей девчонки, — указала на себя Майя и, подняв глаза кверху, прислушалась. — Кажется, сейчас я «на ковре» буду держать перед ним ответ за свою измену доценту Голубовичу.

Или ему померещилось? Она сказала: доцент Голубович?

— Именно так: Игорь Александрович Голубович. Мой друг… собственно, мой жених.

— Все ясно, — совершенно обескураженно протянул Петр. — Твой жених — Игорь Александрович. — И, пытаясь скрыть смущение, пробормотал: — Бывает же такое…

Открытие действительно было невероятное. Доцент Голубович у них на кафедре. Они хорошо друг друга знают. Возможно, он будет его, Петра, научным руководителем. По каркасному строительству. Самый толковый из молодых руководителей.

Смущение прошло, и он почувствовал себя даже немного польщенным. Отчетливо представил себе весь комизм ситуации: он, Петр Невирко, провожает домой невесту доцента Голубовича! По его лицу пробежала тень улыбки.

— Слава богу, я не прошу твоей руки, и доцент Голубович не будет на меня в обиде.

— Может, и попросишь, Петя, — вызывающе бросила Майя. — Иди. Я тебя обязательно найду.

И через несколько дней действительно нашла. Он увидел ее, когда монтировали санкабину, осторожно спуская ее краном в густой лабиринт «нутрянки», как называют строители внутренние стены. Она появилась в голубом платьице среди голых панельных перегородок, коричневая сумка на длинном ремешке свисает с плеча, глаза широко раскрыты от восторга. Видно, никогда не бывала на такой высоте, и Невирко показался ей совсем другим, не похожим на того, с кем познакомилась на пляже.

На своем рабочем месте Петр чувствовал себя хозяином. Что из того, что она — дочь главинжа? Тут он сам себе хозяин. Поздоровался с девушкой за руку, как водится меж добрыми знакомыми. Подвел к Найде и отрекомендовал ему Майю. Дескать, дочь самого товарища Гурского пришла инспектировать работу их бригады. Она молча наблюдала за ним, удивляясь его простоте и уверенности, что ей необыкновенно импонировало. Почувствовала в нем силу, настоящую мужскую силу.

Найда, буркнув что-то в ответ на «здравствуйте», пошел куда-то вниз. Разве мало у него разных дел и забот? Майя все разглядывала Петра — внимательно, с любопытством.

— Что ты так смотришь? — даже рассердился он, чувствуя себя в ее присутствии смущенным и растерянным.

— Вот я тебе принесла… поешь, — сказала Майя и вынула из сумки что-то завернутое в белую бумагу. — Это я пекла.

Он неловко взял теплый сверток и догадался: Майя принесла ему пирожков. Ароматные, домашние, над которыми, верно, простояла немало времени. Лицо его залил румянец, и внезапно он почувствовал такой прилив счастья и радостного волнения, что слова застряли у него в горле, и он только благодарно кивнул головой.

— Мы в столовку ходим, — сказал он, отворачиваясь от любопытных взглядов товарищей.

— Я еще меду принесла. Ты любишь мед?

— Ну зачем ты, Майечка!

— И домашних котлет. У вас скоро обеденный перерыв?

Он огляделся вокруг, кинул взгляд на кран, который как раз подавал панель. До обеда оставалось еще полчаса. Неужели ждать? И кто мог ему запретить уйти раньше?