Этаж-42

Мороз к ночи усилился, улицы почти безлюдны, общежитие уже близко, вон за тем переулком, там, где стоят в ряд продрогшие на ветру осокори, где обледенелые скользкие тротуары. Сейчас вставит ключ в замочную скважину — и дома!

Петр прибавил шагу, взглянул на знакомое здание, на его освещенные окна и тут услышал громкую плясовую музыку, доносившуюся из нижнего этажа. Вспомнил, что Агата выходит замуж за курсанта из училища связи. Приглашали накануне и его, сама невеста приходила со своим курсантом. Гудел весь огромный дом, и казалось, что за каждым освещенным окном бушует веселье. Видно, все общежитие за свадебным столом. Поздно уже, ну так что? Доброму гостю на свадьбе всегда рады.

Молодые как раз вышли из комнаты: сержант в черном штатском костюме и Агата в чем-то белом и сверкающем. Не дав Петру опомниться, повели его к накрытому столу, усадили на почетное место.

— Штрафную Петру! — крикнул кто-то.

— И закусить дайте голодному!

Он с удовольствием выпил рюмку водки, не заметил, как съел уже остывшую котлету и соленый огурец. Потом огляделся вокруг. Как хорошо быть среди своих, которые тебя уважают. Одинец, Найда… Ему, Петру Невирко, все время что-то диктуют… А может, мы уже переросли ваши диктанты!.. И не трогайте нас! Мы — сила! Рабочий класс!

Петра повело от одной рюмки, голова у него закружилась. Видимо, устал за целый день от беготни, удач и срывов…

— Наливайте. Выпьем за нашего гостя, Петра Невирко! Все — до дна! Слышите? — кричал жених.

Все по очереди чокались с Петром. Кто-то уже пытался остановить его: мол, хватит, Петя. Остановись! Брось!

Вдруг в поле его зрения попала какая-то девушка. Ему показалось, что он ее знает. Да это же Полина! Да, да, Поля!

Она давно следила за Петром, заметила, что он не в себе. Тихо подошла и остановилась напротив него. Господи, да что же творится с ним? Что о нем подумают? Скорее бы домой его увести…

Петр, видимо, что-то почувствовал, резко обернулся к Полине.

— Ты чего тут торчишь с моей курткой? — спросил он недовольно.

Молодожены спохватились:

— Ты что? Куда собралась?

Полина с курткой Петра подошла к ним, сказала тихо:

— Хватит ему. Разве не видите, что ему плохо? Ему надо домой…

Но Петр уже не владел собой. Хмель сделал его неуступчивым и задиристым. Все его опекают… Вечно он кому-то подчиняется… Разве он в чем-нибудь виноват?..

— Не виноват ты, Петя, — стала успокаивать Невирко Полина, прижимая к груди его синюю куртку. — Ведь завтра тебе на работу. Голова будет болеть…

— Она у меня от другого болит.

— Так еще больше будет болеть.

— Больше — некуда.

Какой-то гость бросил ехидно:

— Столько наставников развелось, что скоро и на свадьбе не дадут покоя нашему брату. Учат и учат!

— Вот именно, учат! — Петр что-то вспомнил, и лицо его исказила злая гримаса. Неожиданно он вырвал куртку из рук Полины, поднял ее вверх, заявив, что во внутреннем кармане ее лежит какая-то штуковина от Бати: — Вот от Бати пакет, полюбуйтесь! Час назад получил. Интересно, что там… А ну-ка посмотрим…

Полина увидела бумажный сверток и с тревогой подумала: «Зачем он так… при всех?» Она догадывалась, что Найда наверняка передал Петру что-то важное, значительное, предназначенное только одному ему.

Она решительно выхватила из рук Петра сверток.

— Отдай… говорю! — сверкнул потемневшими глазами Невирко.

— Верну завтра. А сегодня… нет…

— Ну и забирай! — вдруг заявил Петр. — Не жалко…

Полина поняла: не хватит у нее сил увести отсюда Петра. Слишком много тут у него дружков. Завтра сам обо всем пожалеет. Она отыскала среди сваленной в кучу одежды свое пальтецо, быстро оделась и, держа в руке пакет, вышла на улицу.

* * *

Все понимали, что Невирко тяжело давался разрыв с Майей. Ко всем перипетиям его романа, казалось бы, привыкли. Мало ли он взрывался, когда, бывало, ссорился с ней? Покипит и теперь, думали все, покипит и угомонится. Переболеет душой, пока рана зарубцуется.

А Виталик Корж ко всему случившемуся отнесся по-своему.

— Я думал, что она порядочный человек, — сказал он однажды, когда они с Петром возвращались после смены домой. — А выходит, то с одним, то с другим… Это слишком!

Петр отмалчивался. Что-то в нем кипело и бродило, не находя выхода. Стал суровым, замкнутым и неразговорчивым. Почему-то все чаще думал о Полине. Что же тогда произошло на свадьбе Агаты? То ли он оскорбил кого-то, то ли его обидели. И все-таки чувствовал себя виноватым… перед ней. Готов был бежать в приемную Гурского, просить у нее прощения. Однажды встретил ее возле автобуса, но она куда-то торопилась и, кажется, была не одна — ее подсаживал худощавый представительный моряк с офицерскими погонами. И вторично видел ее с тем же офицером: гуляли возле ее дома, держась за руки, о чем-то оживленно разговаривая.