Этаж-42

— Значит, так, — начал он и вынул из внутреннего кармана большой красный блокнот и шариковую ручку. — Мы сделаем все, что от нас зависит… Пусть только нам гарантируют материалы… Вы их нам гарантируете?

— Мы? — удивился Гурский и даже стакан отодвинул от себя.

— Вы — комбинат, управление.

В комнату как раз вошла Майя, скромно, но не скрывая любопытства, присела на краешек стула в углу.

— О чем вы, папа?

— Петя задумал большое дело, нужно помочь.

— Помоги, — слегка улыбнулась Майя.

Гурский откинулся на спинку кресла. Что ж, если дочь просит, отказа быть не может. Но все же Петру Онуфриевичу следует знать, что все зависит прежде всего от него самого. Только от него. И уж если думать об этом всерьез, то и разговор предстоит длинный.

Бросив взгляд на свою дочь, Гурский многозначительно подмигнул Петру:

— Видишь, кто болеет за тебя? Ради вас я и стараюсь.

Беседа затянулась до позднего вечера. Петр вышел от Гурских с чувством уверенности. Хорошо, что все обсудили. Помощь гарантирована. Материалы будут. Доброкачественные панели. Договоренность со смежниками. Трудности с транспортом — но и тут есть выход: всегда можно решить дело полюбовно. Свои ребята, сделают лишнюю ходку, если понадобится.

А сейчас к Бате. Все ему рассказать слово в слово. Пускай обрадуется.

Петр сел в автобус и поехал на окраину, где под горкой белел кирпичный дом Найды. Снег здесь был слежавшийся, твердый, между сугробами на тротуаре протоптана узенькая дорожка. В окнах желтел свет. Петр прошел через сад, поднялся на крыльцо, позвонил.

Скрипнула дверь, и на пороге показался… Одинец, в ушанке и черном кожушке. Его провожала Ольга.

— Вот ты-то мне и нужен, — грубовато, даже со злостью сказал парторг. — Пойдем поговорим. — И стал прощаться с хозяйкой.

Ольга попыталась задержать Петра, приветливо улыбнулась ему, рада была такому гостю, но Одинец настойчиво повел Петра за собой. Дело есть. Гостевать будем потом. Как раз подходящий случай для разговора.

Мороз крепчал. Снег громко поскрипывал под ногами. С неба сыпала мелкая пороша. Они шли пустынной улицей, мимо крепких высоких заборов. Одинец, подняв воротник, долго молчал, что-то обдумывая. Петру хотелось оставить его и уйти, но было неловко, да и любопытство разбирало: что там такое случилось, зачем тот притащился сюда в такой поздний час.

Лишь внизу, когда спустились на широкое шоссе и вышли к автобусной остановке, Одинец остановился под пластиковым навесом и бросил на Петра укоризненный взгляд:

— «Скорая» была. Недавно только уехала.

Сказал это с горечью, и Петр понял, что это камешек в его огород, что это ложится виной на него.

— А сейчас как? — взволнованно спросил Петр.

— Вроде бы лучше. Хотели в больницу положить, но Ольга не согласилась. И я ее поддержал.

Петр молча слушал, не решаясь спросить о подробностях, и все более чувствовал себя виноватым.

В последние дни Найде крепко нездоровилось, однако он продолжал работать и работал до тех пор, пока совсем не свалился. Сегодня вечером позвонил Одинцу и сказал, что есть важное дело, просил приехать. Через полчаса Одинец уже был у него. Стали на кухне пить чай. Найда заговорил о том, что у него что-то не клеится в бригаде, что он виноват перед Петром Невирко. Сделал глупость, теперь раскаивается. Жалел, что вмешался куда не следовало. Очень переживает, места себе не находит. Вот и сердце дало себя знать.

— Платоныч о тебе печалится. Боится, глупостей натворишь из-за Майи Гурской. — Он плотней запахнул свой черный кожушок и глубже засунул руки в карманы. Он не сердился. Теперь он с грустью думал об этих трудных делах. Вдруг поднял глаза на Петра: — Ты с ним помягче, Петя… У него сердце совсем больное. Если бы «скорая» вовремя не приехала… — Одинец тяжело вздохнул. — Вот так живет человек, и вдруг — точка. Все. — Он что-то вспомнил, полез во внутренний карман кожушка и вытащил оттуда бумажный сверток, сунул его в руки Петру. — Это тебе. Спрячь.

Петр взял сверток, перевязанный шнурком, непонимающе поглядел на Одинца.

— Спрячь, говорю, — властно приказал тот. — Алексей Платонович тебе передал. Бери, бери! Может, польза будет…

— Польза? Какая?

— Там увидим… — бросил парторг.

— Спасибо, — холодно произнес Невирко и сунул пакет во внутренний карман куртки. Поглядим, что еще придумал Батя.

Он сухо попрощался с Одинцом и широким шагом двинулся вверх по проспекту.

* * *

Вероятно, был уже довольно поздний час, и Петру не терпелось поскорей добраться до общежития, подняться на свой четвертый этаж, где вдоль всего коридора зеленела ковровая дорожка, словно нарисованная яркой краской, на стенах висели симпатичные акварельки, а в центральном холле стоял большой, массивный телевизор и перед ним аккуратные ряды стульев. Он мечтал поскорее войти в свою комнату, запереть дверь, а может, и не запирать — все равно Виталька после своего гулянья разбудит его.

Скорее бы, скорее! Ноги гудят от усталости, слипаются веки, и ужасно хочется спать. Позади такой насыщенный событиями день. Так нужно обо всем подумать: встреча с Гурским… Майя и, наконец, Батя, та «скорая».