Этика без дураков. Циничные наблюдения, страшные теории и эффективные практики

Умный консеквенциалист это знает. Желая, чтобы его дети росли достойно, он не будет собирать на это средства каким угодно путем. Если в процессе унижаться или множить издержки окружающих, это создает свою гравитацию, и дети хочешь не хочешь притянутся не туда. «Мой папа – святой человек, пошел в иуды, чтобы я получил образование». Так не говорят, и так не бывает.

Зачастую деонтология справится с задачей построения будущего лучше, чем сама задача построить будущее: «делай что угодно, но уважай ограничители». Иногда одних ограничителей хватит, чтобы возникло нечто толковое.

Вообще, дураку лучше прописать деонтологию как жизненный рецепт: «Никогда не ходи сюда и вот сюда». Если человек не видит причин и следствий, не способен к целенаправленной деятельности – ему нужна не вольница с инструментами (все равно топором отрубит не то), а понятный кодекс и жесткие запреты.

Скажем так, если сравнивать дурака-деонтолога и дурака-утилитариста, большим дураком окажется утилитарист. От него будет больше вреда. Некоторые стратегии требуют совершеннолетия самого стратега, и дело не в календарном возрасте. Если же выбирать между умным утилитаристом и умным деонтологом, то, пожалуй, от деонтолога будет меньше пользы.

Чистые моральные нормы могут создавать полезность, но и наоборот.

Принцип полезности успешно воссоздает моральные нормы.

В экономике есть понятие эффективности. Хорошо все, что ведет к росту совокупного блага. Стоп, скажет внимательный моралист, вы же гробите мораль. Если некто спалит чужую собственность, это плохо, ибо уменьшит общее благо. Но если он ее умыкнет и будет ею пользоваться, то общего блага не станет меньше. А если доказать, что похитителю эта вещь была нужнее, то, получается, он содействовал эффективному распределению благ? Ведь вещи лишь причина для того, чтобы иметь подлинные блага, они же субъективно воспринимаемые. Что теперь, можно похищать?

В первом приближении – да. Если посмотреть на картину в целом, то нет. Воровство не оставляет в мире то же количество благ, что и до него. Во-первых, мир, где часто воруют, всегда несет дополнительные издержки. Люди, чтобы у них ничего не украли, будут тратиться на дополнительные предосторожности. После того как украдут, последуют издержки, связанные с попыткой вернуть похищенное. Чем осторожнее люди, чем лучше они ищут и взыскивают с воров – тем больше издержки ворующей стороны. Это как бы гонка вооружений, где выживут только самые умелые воры и многие будут воровать себе в убыток. Далее, из поведенческих финансов известно, что убыток переживается в 2–3 раза острее, чем равная ему прибыль. Так устроены люди. Случайно потерять тысячу рублей значит больше, чем ее же найти. Наконец, мир, где воровство слишком популярно, меньше озабочен созданием благ.

Начав с чистой аморальной полезности, мы, кажется, приходим к запрету воровства. Аналогично будет запрещено насилие, мошенничество, коррупция и т. д. Все это глобально неэффективно.

Максимально эффективна система добровольных обменов.

Каждый обмен – это рост субъективной полезности по обе стороны сделки, иначе ее не было бы. При этом транзакция не несет вреда, который стороны перекладывали бы вовне. Если перераспределение недобровольно – оно всегда подозрительно, будь оно по традиции, по закону, по случаю. Насилие и случайность пахнут неэффективностью, поэтому если можно обойтись без них, то лучше без них.

Итак, чистая утилитарность, взятая первопринципом, может развернуть из себя моральные нормы. Поощряя одни типы поведения и запрещая другие или требуя за них компенсацию, мы можем влиять на общую сумму благ. Очевидно, что будут поощряться честность, соблюдение договоров и прав собственности, трудолюбие, инновации, общая доброжелательность. Продолжите список и найдете в нем почти все привычные добродетели. Пороки, прописанные в традиции, и преступления, прописанные в законе, тоже найдутся – на стороне неэффективности.

Но там будет не все, что традиционно считается пороком или преступлением. Только то, что множит внешние издержки настолько, что это уменьшает общую сумму. Изнасилование, например, относится к этой категории. А большая часть того, что значительную часть истории репрессировали как сексуальные девиации, не относится. Нет издержек, скидываемых вовне, а сами девианты лишь умножают свою субъективную полезность – значит, они заняты полезным делом. Таких пороков, которые не пороки, и преступлений, которые не преступления, наберется довольно много.

Но традиционные преступления против личности и имущества – убийство, телесные повреждения, кража, мошенничество – окажутся там, где и раньше. Здание морали возникает на новом фундаменте, и многие предпочли бы проживать в нем.

Глава 23

Правильная этика негативна