Что одному развитие, то другому неоправданный риск, проблема, беда. Возьмем, например, взгляд радикальных экологов на технический прогресс. Для одного мировоззрения благо – построить еще один завод, для второго – закрыть старый, для третьего – объявить все заводы достоянием республики. Все участники присягнули идее общего блага. Но пока общее у них лишь одно: повод для новой войны.
Между собой сторонники десятка разных прогрессов вряд ли договорятся. Есть и те, для которых «прогресс» – ругательство. Но традиционалисты тоже хотят добра, и их нельзя не учитывать. А еще есть несколько сотен сект и кружков – их представления о благе пугают всех остальных, но сектантов тоже тянет поучаствовать.
У этой проблемы как минимум есть два бескровных выхода – демократический и этический. Первый выход скучный и очевидный. Сначала берем тех, кого мы будем считать. Важно ли нам мнение детей, женщин, заключенных, мигрантов, негров, врагов народа, бедняков, роботов, шимпанзе? Когда мы договорились, например, что мнение женщин важно, а подростков нет (или наоборот), голосуем, и пусть победит достойнейший.
Для начала, конечно, победит самый наглый популист, но это лишь половина демократии. Критики обычно замечают только ее и сердятся: как можно доверить судьбу страны неграм, беднякам и андроидам? Но важнее вторая половина. Какое бы решение вы ни приняли, его всегда можно пересмотреть. Механизм коррекции ошибок и обратная связь, пожалуй, более сущностная характеристика демократии, чем мнение большинства. Введите какие угодно цензы, отберите право голоса у 70 % населения, это все равно будет демократия. Но сделайте выбор народа окончательным, и для пересмотра политики вам понадобится как минимум военный переворот. Однако, если издержки ошибочного решения невелики, можно ошибаться часто. И по ходу работы над ошибками рождается знание, даже у бедняков, мигрантов и роботов. Все как в жизни.
Если вопрос стал общим, лучшим способом обращения с ним будет демократический. Не в том смысле, что «большинство всегда право». Большинство как раз обычно не право, но главное – не людские глупости, а формальности: обратная связь, сменяемость власти, гарантии для меньшинства. Старые республики, кстати, обходились мнением того или иного меньшинства, большинство не играло в эту игру.
Но мелькнула важная оговорка «если какой-то вопрос стал общим». Если вопрос можно не доводить до этого состояния, то лучше не надо.
Если семья состоит из одного человека, он не собирает кворум.
Назовем это негативным принципом этики.
Разве только сами придут и попросят. А еще лучше – заплатят за это. Даже не потому, что так хочет наша алчность, а для подтверждения серьезности своих намерений: «О финансовый консультант, возьми моих денег – и расскажи, куда деть остальные». Можно и рассказать, сам напросился. А вот собирать налогами в общую кучу 50 % всех доходов в стране, а потом думать, что с ними делать, – уже перебор. Во-первых, не все, кого вы обложили данью, с этим согласны (хотя не все об этом даже догадываются). Во-вторых, это обычно неэффективно – в контексте неэффективности из предыдущей главы.
Возвращаясь к примеру с заводом: закрывать его, отбирать или строить еще один, оптимальный ответ прост – какое ваше собачье дело? Если он дымит прямо на ваше здоровье, то можете составить иск. А если вы просто хотите улучшить мир, то начните с начала: купите его, а потом спасайте мир в этом месте.
Данная этика может быть как вариантом деонтологии, так и вариантом этики эффективности. В первом случае говорится: «Свобода – высшая ценность». Во втором – делается простое предположение.
Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов , Абдусалам Гусейнов , Бенедикт Барух Спиноза , Бенедикт Спиноза , Константин Станиславский , Рубен Грантович Апресян
Философия / Прочее / Учебники и пособия / Учебники / Прочая документальная литература / Зарубежная классика / Образование и наука / Словари и Энциклопедии