Этика Нового Завета

Поэтому этический смысл каждого Евангелия необходимо выводить из формы рассказа в целом. Чтобы понять нравственную позицию евангелиста, мы должны спросить: как он изображает жизнь и служение Иисуса? Как в его рассказе Иисусов призыв к ученичеству меняет жизнь других персонажей? Какие представления о времени, истории и человеческих возможностях вплетены в ткань повествования? Как евангелист осмысляет жестокую и несправедливую смерть Иисуса? Все эти вопросы имеют самое непосредственное значение для новозаветной этики.

Евангелие от Марка - прекрасная иллюстрация ценности такого подхода, ибо прямых этических учений в нем почти нет[2]. Даже отрывки, которые, на первый взгляд, содержат этические наставления (например, о «подати кесарю» в Мк 12:13-17), при ближайшем рассмотрении оказываются таинственными загадками, преследующими цель сообщить что-то о личности и власти Иисуса, а не дать указания относительно поведения общины. Поэтому, чтобы выявить этический смысл марковского рассказа об Иисусе, мы должны не только анализировать эти краткие дидактические разделы, но и вглядеться в общие контуры повествовательного мира Марка.

Такой подход отличается от двух распространенных методов исследования марковского богословия. Он отличается в первую очередь от «метода анализа редакций», который стремится описать богословие и этику Марка, выделяя специфически марковские материалы и марковские трансфо3рмации критически реконструируемой домарковской традиции[3]. Один из представителей этого подхода к евангельским материалам - Вольфганг Шраге с его «Новозаветной этикой». Как работает Шраге? Сначала он долго рассматривает этическое учение собственно Иисуса, к которому он приходит в результате исторической реконструкции, и пишет главу «Истоки этики в ранних конгрегациях» (реконструкция досиноптических традиций). И только затем Шраге приводит краткий обзор «Этических акцентов в синоптических Евангелиях». Название этой главы весьма показательно: получается, что евангелисты добавляли лишь небольшие акценты и эмфазы к преданиям об Иисусе. В случае с Марком, первым из Евангелий[4], метод дает довольно незначительные результаты, поскольку мы не располагаем текстом домарковского Евангелия. Соответственно, попытка разграничить редакцию евангелиста и материал его источников - работа практически вслепую. Шраге и сам признает ограниченность своего подхода: «Можно выдвинуть много дополнительных теорий относительно деталей марковской этики, но выделение в тексте его редакции всегда носит чрезвычайно гипотетический характер»[5]. В отличие от Шраге, я избираю более литературный метод. Он позволяет сказать многое о марковской этике, анализируя форму повествования в целом. Несущественно, сколь многое в этом повествовании принадлежит самому евангелисту. Важно другое: как рассказ в целом описывает форму христианского ученичества.

По сходным причинам я уделяю мало внимания попытке выяснить, при каких именно исторических обстоятельствах были написаны Евангелия. Некоторые современные исследователи предложили подробные гипотетические реконструкции марковской общины, а затем интерпретировали Евангелие в свете этих гипотетических исторических контекстов[6]. Однако в подобного рода построениях слишком много домыслов: у нас чрезвычайно мало информации, чтобы воссоздать точную дату и контекст Евангелия от Марка. Кроме того, какую бы историческую ценность ни имели подобные гипотезы, они не могут фундаментально изменить наше описание формы повествования. Мое понимание марковской этики совместимо с некоторыми из этих теорий, но ни одной из них оно не требует.

Обратимся же к прочтению Евангелия от Марка. Как оно рассказывает о жизни, прожитой в верности Богу?

2. Марковская христология: рассказ о распятом Мессии

Центральный для Евангелия от Марка вопрос задает сам Иисус в разговоре в Кесарии Филипповой. Это ключевой момент рассказа: «А вы за кого Меня почитаете?» (Мк 8:29) Чтобы лучше его понять, необходимо понять его место в марковском сюжете.

Евангелие от Марка начинается с краткого надписания: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия» (Мк 1:1)[7]. Это начальное откровение создает драматический парадокс, который служит главной пружиной рассказа: мы как читатели знаем, кто такой Иисус, но ни один из героев рассказа этого не знает, - кроме, как мы увидим, бесов. Поэтому Евангелие от Марка не детектив, где читатель должен улавливать ключики, чтобы вычислить личность Иисуса. Напряжение в нем создает, как и, скажем, в трагедии «Эдип-царь», ужасное противоречие между знанием читателя и незнанием действующих лиц. Из начала повествования читатель знает, что Иисус есть «Сын Божий», - титул, подтверждаемый гласом с небес сначала при крещении Иисуса (1:11), а затем при преображении (9:7). Для верного прочтения рассказа читатель должен присоединиться к евангелисту в этом исповедании.