Этика Нового Завета

Он, взяв слепого за руку, вывел его за деревню, смочил ему глаза слюной, возложил на него руки и спросил: «Видишь что-нибудь?» Тот, взглянув, сказал: «Вижу людей, но они похожи на деревья...- ходят». Тогда Иисус снова возложил руки на его глаза; и тот внимательно посмотрел, и зрение его восстановилось, и он стал видеть все очень отчетливо (8:22-26).

С учетом акцента на неспособность видеть во время предыдущего диалога в лодке (8:14-21) мы проявим крайнюю близорукость, если не разглядим символического смысла отрывка. Марк поместил этот странный эпизод непосредственно перед ключевым разговором в Кесарии Филипповой, чтобы показать: ученикам скоро возвратится зрение, но - постепенно.

Первая стадия исцеления состоится, когда Иисус заговорит с учениками о самом себе (8:27-30). Сначала Он спрашивает: «Кем Меня считают люди?» Они передают Ему расхожие слухи, и тогда Он предлагает им самим ответить на этот вопрос: «А вы за кого Меня почитаете?[13]» И Петр выпаливает: «Ты - Мессия».

Здесь мы должны быть очень внимательными. Многие не замечают специфики марковского рассказа об исповедании Петра, поскольку в христианской традиции имело огромное влияние изложение этого события согласно Евангелию от Матфея (Мф 16:13-20), где Иисус называет Петра камнем, на котором будет построена Церковь. Однако у Марка мы находим нечто иное. Иисус не хвалит Петра за ниспосланное свыше прозрение (ср. Мф 16:17), а выговаривает ученикам: «И Он укорял [epetimesen] учеников, чтобы они никому о Нем не говорили» (8:30). Очень часто переводы смягчают смысл греческого текста, например: «И Он строго наказал им никому о Нем не говорить». Однако глагол «упрекать» - тот же самый, что и в Мк 3:12, где Иисус затыкает рот бесам, которые кричали: «Ты - Сын Божий». В обоих случаях Иисус резко порицает тех, кто возвещает истину о Его идентичности[14]. Почему?

В первую очередь рассмотрим, что означает исповедание Петра: «Ты - Christos». Вопреки впечатлению, которое создает матфеевская версия эпизода, понятия «Мессия» и «Сын Божий» не синонимичны. В дохристианских источниках мы не встречаем ни единого намека на то, что в ожидаемом Мессии видели фигуру сверхъестественную или божественную. Собственно говоря, в иудаизме вообще не было единой концепции Мессии (букв, «помазанника»)[15]. Тем не менее в контексте I века слово «Мессия» у многих ассоциировалось с помазанным правителем, который победит врагов Израиля (особенно римлян) и восстановит царский престол Давидов. Ожидание такой мессианской фигуры ярко выражено в Псалмах Соломона, собрании еврейских молитв, составленном в I веке до н.э.

Воззри, Господи, и поставь для них Царя их,

сына Давидова, править рабом Твоим, Израилем,

во время, известное Тебе, о Боже!

Укрепи его силой разрушить нечестивых правителей,

очистить Иерусалим от язычников,

которые попирают его к разрушению;

в премудрости и праведности изгнать

грешников из наследия их;

сокрушить высокомерие грешников как сосуд горшечника;

все существо их разбить жезлом железным;

уничтожить беззаконные народы словом уст его...

Он соберет народ святой, который он поведет в праведности;

и будет судить племена народа, очищенного Господом, Богом их...

И он будет праведным царем над ними, наученным Богом.

Не будет нечестия среди них во дни его,

ибо все будут святы,

и царем их будет Владыка Мессия[16].

В свете таких горячих ожиданий исповедание Петром Иисуса как «Мессии» приобретает коннотации, глубоко националистические и ориентированные на проявление власти. Петр уже начал «видеть» Иисуса, но пока еще несовершенно, как слепой, который видел «ходящие деревья». Следовательно, упрекая учеников, Иисус не отвергает титул «Мессия», но вводит новое и совершенно необычное учение:

Тогда Он начал учить их, что Сын Человеческий должен претерпеть великое страдание и быть отвергнутым старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убитым, но через три дня воскреснуть (8:31).