— Я так и делаю, а в гостиной сегодня жарковато было, все потому, что я увлекся шахматами. У нас Рамиз плохо переносит жару.
— А ваши друзья увлекаются филателией?
— Нет, наоборот, подшучивают. Вы знаете, какая с марками возня? Нужен определенный уход, температура. Забот хватает, а в моем положении это спасительное занятие.
— Значит, эту ночь вы спали здесь на диване?
— Да, да, да — именно на нем. Сон у меня чуткий, если бы кто-то ночью вошел, я бы проснулся. Открыть книжный шкаф, письменный стол, достать кляссеры, — нет, это невозможно.
Валех сдержал улыбку.
— Что же получается? Вы смотрели марки, потом легли спать здесь же, в кабинете. Утром пришла соседка, и после ее ухода они исчезли.
— Именно так, но она ни при чем.
— Тогда кто же?
— Ума не приложу, загадка какая-то.
— Скорее этюд.
— Вот именно, этюд, — подхватил профессор. Сравнение ему, видимо, понравилось, — Этюд, — повторил он и добавил, указывая пальцем в сторону собеседника: — для вас, работника уголовного розыска.
— Все же я хотел бы поговорить с вашей соседкой, вы же не сможете решить этюд, в котором отсутствует фигура, имеющая свою функцию, пусть даже чисто символическую.
Профессор колебался.
— Поймите меня правильно, я профессионал, расследование — это специфическая работа, поиск, нельзя поддаваться чувствам. Не исключена чья-то злая воля, использовавшая визиты соседки к вам.
— Хорошо, — уступил Заманов. — Только, умоляю вас, будьте деликатнее, чтобы не обидеть ее подозрением.
— Не беспокойтесь, профессор. Если б вы знали, как мешает нам настороженность людей. Я пришел помочь, вы не должны опасаться каких-то необдуманных действий с моей стороны. Вот у меня нет сомнений в вашем профессиональном уровне, не должно быть и у вас. Жизнь превратится в пытку, если люди не будут друг другу доверять. Пассажир не может не верить водителю, больной врачу. Я не смогу вам помочь, если не почувствую поддержку, понимание и доверие.
Заманов ничего не ответил, лишь кивнул головой в знак согласия.
— Ну, до завтра, спокойной ночи.
— Спасибо, взаимно.
Выйдя на улицу, Валех достал сигарету, закурил. В кабинете профессора горел свет. Посмотрел на часы, без десяти одиннадцать. Заманов сказал, что обычно ложится спать в одиннадцать... Судя по всему, человек он пунктуальный или таким кажется. Проверим и получим дополнительный штрих к портрету, подвел итог своим размышлениям Валех.
Дом старой постройки начала века. С правой стороны к нему примыкает одноэтажное строение с плоской крышей, откуда до окна кабинета метра два. На крышу этого домишки забраться легко. Мощная ветка тутовника свисает прямо над крышей.
Валех легко взобрался на дерево, с него перешел на крышу, приблизился к окну кабинета. Прислушался, прислонившись спиной к стене.
В комнате было тихо, затем послышались шаркающие шаги профессора, щелкнул выключатель, погас свет. Двадцать три часа ровно.
Валех бесшумно спустился на тротуар и зашагал домой. Рано утром он зашел к соседке Заманова. Пожилая, со следами былой красоты, женщина спокойно восприняла его визит. Он представился, рассказал о том, что у профессора пропали марки, не уточняя, правда, когда, при каких обстоятельствах было обнаружено их исчезновение. И попросил вспомнить, не заметила ли она чего-нибудь необычного в кабинете, когда делала уборку.
Женщина внимательно выслушала, с ответом не торопилась. Потом отрицательно покачала головой.
— Нет, все было обычно.
Она протерла мебель, полы, подоконник. В последнее время пыли в кабинете значительно больше. Раньше профессор почти не открывал здесь окно — солнечная сторона, шторы всегда сдвинуты. Зато в гостиной окно всегда настежь, поэтому там и пыли больше.
— Видимо, профессор после ухода на пенсию дольше стал работать в кабинете? — спросил Валех.
— Нет, дело не в этом. Я как-то спросила, он ответил, что вечерами друзья просят открыть из-за жары.
— А вам хлопоты лишние?
— Да какие там хлопоты. Тофик-муаллим очень дисциплинированный человек, любит порядок, каждая вещь на своем месте, у него делать уборку не составляет труда. Я представляю, как он сейчас расстроен. Его коллекция заменяет ему очень многое в жизни.
— Ничего, марки мы найдем, — успокоил женщину Валех. — Извините, что я вас потревожил в такую рань.
— Ой, — вдруг она подскочила со стула, — я вам даже чаю не предложила. Не отказывайтесь, а то обижусь. Попейте чайку, работа у вас трудная и ведь не для себя стараетесь. Вы нашего участкового Абильгасанова знаете?
— Знаю.
— Так вот, с месяц назад с соседнего дома мальчишки на крышу повадились лазить, хотели голубятню установить прямо под окном Тофика-муаллима. Шум, гам, представляете. А профессор постеснялся прогнать их оттуда. Я сама позвонила Абильгасанову, уважаемый, скромный, приятно с ним беседовать. Быстро разобрался и прогнал их оттуда. Так мать одного из них скандалить в участковый пункт приходила. Сама своего ребенка губит. Они там не столько птицами занимаются, сколько курят, да в карты играют.
Валех напился чаю и раскланялся с гостеприимной хозяйкой.