Этюды о гуманитаризации образования

Проспер Мериме, знавший русский язык, указывал на огромные трудности, возникавшие у него при переводе А. С. Пушкина. В 1851 г. он писал: «Русский язык — самый богатый, насколько могу судить, из всех европейских языков; он как будто создан для выражения тончайших оттенков. При его чудесной сжатости и вместе с тем ясности ему достаточно одного слова для сочетания многих мыслей, что на другом языке потребовало много фраз. Французский язык, подкрепленный греческим и латинским, призвавший к себе на помощь все северные и южные народные наречия, язык Рабле, наконец, один только может дать понятие об этой гибкости, об этой силе».

В подтверждение приведем перевод ответственным редактором Си-би-эс Дэн Разером слова «гласность» как открытость, откровенность и самокритичность.

К сожалению, встречаются люди, которые считают, что можно сказать магическое слово «гласность» — и ты уже в дамках.

В качестве примера влияния перевода на восприятие художественного произведения можно привести следующее: разными русскими писателями так переводится письмо к Офелии шекспировского Гамлета.

М. Лозинский: «...Твой навсегда, дрожайшая дева, пока этот механизм ему принадлежит».

Б. Пастернак: «...Твой на века, драгоценнейшая, пока цела эта машина».

А. И. Кронеберг: «...Твой навсегда, пока живет еще это тело».

Другие переводчики слова «машина», «механизм» (Полевой, Вронченко и др.) также переводят как «тело».

Допустимо думать, что трагедия героя Шекспира в том, что, будучи человеком, он более не принадлежит себе и, как машина выполняя свое предназначение, делает не то, что должен был делать.

«С момента появления призрака Гамлет отказывается от себя, чтобы творить волю, пославшую его».

Трагедия Гамлета — это трагедия человека, исполнившего роль машины, т. е. безвольного (см с. 178,310).

Дискуссия, вызванная трактовкой спектакля «Отелло» в московском Малом театре, возникла, казалось бы, по незначительному поводу, но имела принципиальный характер.

В старом переводе П. Вейнберга Отелло говорил:

Она меня за муки полюбила,
А я ее за состраданье к ним.

А Радлова перевела этот текст так:

Она за бранный труд мой полюбила,
А я за жалость полюбил ее.

Если первый перевод отличается более широким взглядом на личность Отелло, то для обоснования старого перевода режиссер С. Э. Радлов выступил со статьей «Воин ли Отелло?» (Лит. критик. 1936. № 3).

Многие критики часто упрекали Стоковского за использование модернизированных оркестровых переложений музыки эпохи барокко, в частности органных сочинений Баха. Ответ Стоковского: «Переложение музыки для современного оркестра можно сравнить с переводом книг с одного языка на другой. Я люблю китайскую поэзию и философию, но у меня нет времени учиться китайскому языку. Я читал сочинения Ли Бо и Лао-цзы в немецком переводе и от души благодарен переводчикам.

Некоторые из величайших произведений Баха были в оригинале лишь набросками, никогда им, по-видимому, не законченными. Все любящие музыку должны, думается мне, иметь возможность познакомиться с ними, вот я и перекладываю для оркестра. Некоторые господа вообще не признают обработок и переложений. Но композитором, сделавшим наибольшее в истории музыки число транскрипций, был не кто иной, как сам Бах. Очевидно, в принципе он не был противником переложений».

Созвучны этому высказыванию и слова К. Чуковского о переводах И. Введенским романов Ч. Диккенса: «И все же мне милы его переводы. Пусть у него много ошибок, но без него у нас не было бы Диккенса... Конечно, отсебятина — недопустимая вещь, но иные отсебятины Введенского до такой степени гармонируют с текстом, что их жалко вычеркивать».

Японские переводчики произведений А. С. Пушкина пошли по пути Тургенева и Мериме — «прозаидаций», т. е. передачи метрической поэзии свободным стихом, а иногда и чистой прозой.

Надо согласиться, что без переводчиков не было бы у нас Шекспира, Дюма, Роллана, Диккенса и др., а за рубежом Низами, А. С. Пушкина, Достоевского, Толстого, Чехова, Горького,

Г. Джавида, Н. А. Тихонова, Ч. Айтматова, М. Ф. Ахундова, М. Мушвига и многих других.

Отметим и расхождение по происхождению слова «товарищ», принадлежащее Л. Успенскому и попавшее даже в «Календарь школьника» 1984 г. Почему-то «эш» (иш) переводится с тюркских языков не как «работа», а как «друг». Вследствие такого неправильного перевода первоначальным смыслом слова «товарищ» считается «совладелец». Вероятно, более правильно — это люди, «работающие с товаром».