Этюды о карельской культуре

Раздел между братьями произошел следующим об­разом. «Мы сидели за столом, обедали, — рассказывал Яакко Ругоев. — Что сказал отец, я не расслышал, но словесная перепалка вспыхнула между братьями. На столе лежал непочатый круглый ржаной каравай. Дядя Макарие встал, взял хлеб и нож со стола и разрезал ка­равай посредине. Одну половину он протянул моему от­цу, вторую отдал Окку, своей жене. И сказал, что с этого дня «переходим на свой хлеба». Так произошел раздел. Но мы, дети, никогда не признавали этого раз­дела. У наших родителей хватило ума не навязывать свою волю детям. И дети всегда садились есть на той половине, на какой им хотелось, и спать ложились там, где хотели. У Окку с Макарием было пятеро сыно­вей, а нас, детей Окахвни и Васселея, было еще боль­ше. В лучшие времена под одной крышей носилось больше десятка сорванцов. Но я не помню случая, что­бы Окку побила ребенка или хотя бы крепко поругала».

Во время войны дом сгорел дотла, только труба да печь остались торчать на его месте. Но эта печь была так прочно сложена, что еще в послевоенные годы слу­жила косарям, приходившим сюда из Вокнаволока. Они пекли в ней хлеб и лосятину: продуктов не хватало, так что приходилось подстреливать лося. На склоне Куйккаваары у Костомукши добывали камень, который на­зывался «лийттакиви», из него клали печи. Этот сланец обладал таким свойством, что стоило новую печь не­сколько раз жарко протопить, как он оплавлялся и за­тягивал зазоры между плитками, так что под и стенки печи превращались в монолит.

Братья отца, Симана и Ортьё, как уже было сказа­но, перестроили дом деда Тимо. Симана вскоре принял старую веру и ушел в «старцы», так в этой вере он и умер.

Мать Яакко Ругоева, Окахвие, родилась в «троиц­кую пятницу» 1894 года, правда, в документах указан 1897 год. Родителями Окахвие были Ортьё, сын Микиты Пекшуева из Суоярви, и Ели, дочь Симаны Иевлева из деревни Алаярви.

Летом 1941 года Окахвие с младшими детьми при­шлось отправиться в эвакуацию. О том, как они жили после войны, Яакко рассказал следующее:

«Наша семья вернулась из эвакуации в Панозеро, по­ближе к дому, еще во время войны. Мама некоторое время работала на лесозаготовках, потом была стряпу­хой и даже ночным сторожем. Кроме того, вместе с дру­гими женщинами возила грузы на лодке по реке Кемь. Когда война кончилась, надо было решать: как жить дальше? У мамы хватало забот с моим младшим бра­том Ристо; младшей сестры Ауне уже не было — она заболела и умерла еще в 1943 году. Сразу после осво­бождения Петрозаводска сестру Ольгу отозвали из Шомбы, где она заведовала почтой, и назначили рабо­тать на Петрозаводском почтамте. Брат Николай еще служил в армии. У нас с женой был в Петрозаводске, на улице Урицкого, свой закуток, маленькая комнатуш­ка с плитой, и у нас уже был ребенок. Мама пожила немного вместе с нами, но потом заявила, что всем нам здесь тесно. И мы задумались, куда определить маму и Ристо. Узнали, что под Сортавалой пустует много до­мов. Вот мы и отправились искать подходящее место. Дня два кружили мы по предместьям Сортавалы, пото­му что мама век прожила в деревне и не хотела жить в городе. К тому же она мечтала завести корову. Когда началась война, она сдала свою корову государству. Ох, и походили мы тогда по окрестностям Сортавалы. Хватало там красивых мест, и дома стояли целехонь­кие. Есть возле самого города большой остров, к нему через пролив паром ходит. Раньше на острове, судя по всему, жили рабочие фанерной фабрики, но в конце по­селка уцелело и несколько крестьянских домов.

Строение, которое мы выбрали, больше походило на дачу, чем на жилье крестьянина. Позади него стеной возвышалась скала, которая вечером и ночью излучала накопленное за день тепло. Домик был построен перед самой войной. На усадьбе был разбит молодой сад — несколько яблонь и ягодные кусты. До залива — рукой подать, там плескалась рыба, по берегам лежали лод­ки, которые финнами были при уходе продырявлены. Одну из таких лодок мы и отремонтировали. Плита в до­ме отсутствовала, но я набрал кирпича у дороги и сло­жил плиту, хотя никогда раньше не приходилось этого делать. Тут мама и осталась жить. Потом к ней при­ехал из Калевальского района учившийся там мой брат Ристо. Через некоторое время и сестра Ольга переехала в Сортавалу. А когда демобилизовался Николай, он то­же поселился в Сортавале.

Мама навела на усадьбе полный порядок, и к 1958 году около дома вырос превосходный сад. Здесь не бывало губительных заморозков, потому что от скал исходило тепло. Умели же прежние хозяева выбрать ме­сто для дома! Я много раз в году приезжал к ма­ме, даже написал там многие главы «Сказания о каре­лах».