Этюды о карельской культуре

В Ухте существовала коммуна «Похъян поят» («Парни Севера»), которую основали бывшие участни­ки так называемого «сального бунта». Коммунары об­завелись трактором, который одалживали школе на вре­мя молотьбы. Прочие работы на школьных полях и по­косах выполнялись, в основном, на лошадях — с по­мощью конных сеялок, косилок и грабель. Лошади бы­ли хорошие, сильные. С весенними работами обычно управлялись за десять дней, корма убирали за пару не­дель. Скотный двор выглядел как дворец и был даже покрашен.

В 1932 году, когда Яакко Ругоев пришел в Ухту, в школе крестьянской молодежи было семь классов, но вскоре школа стала десятилеткой. Рядом построили трехэтажное здание — в нем открыли Ухтинское педа­гогическое училище с преподаванием на финском языке. Учащиеся обоих учебных заведений сотрудничали меж­ду собой во многих делах, вместе занимались в литера­турном, театральном и музыкальном кружках. Самое глубокое влияние на Яакко Ругоева оказал учитель Матти Пирхонен, уроженец деревни Кивиярви.

В 1936 году Яакко окончил девятый класс Ухтинской школы. Его материальное положение было настолько трудным, что надо было как можно быстрее приобрести какую-нибудь профессию. Он подал документы в Петро­заводский учительский институт и, получив от Ухтин­ского райкома комсомола несколько рублей на дорогу, поехал. «Приехал я в Петрозаводск, — вспоминал Яак­ко. — В то время педагогический институт находился на 3ареке, при нем был открыт финноязычный учительский институт с двухгодичным сроком обучения. В пединсти­туте же надо было учиться четыре года. Я поступил в учительский, чтобы побыстрее получить специаль­ность. Как раз в те годы на улице Ленина строилось новое здание для педагогического и учительского инсти­тутов. Позднее в этом здании разместился университет. К моему удивлению, я выдержал экзамены, хотя по-рус­ски почти совсем не умел говорить. И вообще тогда мало кто из нас, ухтинских парней, мог похвастаться знанием русского языка. Но правила грамматики у ме­ня крепко сидели в голове. А задачи по тригонометрии я решил благодаря зрительной памяти, хотя самой сути дела не понимал. Зато по остальным предметам знания у меня были приличные.

В нашем институте преподавание полагалось вести на финском языке, однако не все преподаватели вла­дели им. Например, курс западноевропейской литера­туры читал Михайлов, каждый месяц приезжавший на неделю из Ленинграда. Михайлов читал свои прекрас­ные лекции по-русски, и я сначала ничего не понимал. Один студент-ингерманландец, Юхо Корхонен, который совсем неплохо говорил по-русски, аккуратно конспек­тировал лекции Михайлова и позволял мне пользовать­ся его конспектами. Постепенно я научился говорить по-русски настолько, что первую экзаменационную сес­сию сдавал на русском языке. И тот же Михайлов по­ставил мне оценку «хорошо». Из преподавателей учи­тельского института мне более всего запомнились Ни­колай Яккола, Урхо Руханен и Борис Тяхти».

Летом 1937 года Ругоев вместе с несколькими дру­гими студентами отправился в фольклорную экспеди­цию собирать материалы по карельской традиционной культуре. Целый месяц он работал в деревнях Тунгудского и Ухтинского районов.

Первый курс учительского института Яакко Ругоев успел окончить еще на финском языке, но уже осенью 1937 года отделение перевели на карельский язык. Ругоев не захотел повторять уже пройденный курс и по­шел стажером в редакцию республиканской газеты «Пунайнен Карьяла». Однако газета на финском языке вскоре была закрыта, а вместо нее в январе 1938 года появилась газета на карельском языке под названием «Советская Карелия». Все сотрудники финской редак­ции вошли в новую карельскую редакцию, в том числе и Яакко Ругоев.

Осенью 1938 года Яакко Ругоев вернулся в учитель­ский институт, на второй курс отделения карельского языка.

«Подготовленных преподавателей карельского языка не было, — рассказывал Яакко. — У нас преподавал Н. А. Анисимов, который как раз составлял грамматику карельского языка. Так как до этого я уже писал для газеты по-фински и немного даже по-карельски, Ани­симов попросил меня помочь ему. Я стал обучать перво­курсников карельскому языку по указаниям Анисимо­ва, а сам учился на втором курсе. И когда я окончил институт, меня оставили в нем преподавать».

Но уже осенью 1939 года Ругоеву пришлось оста­вить преподавательскую работу — он был призван в ар­мию и отправлен на Дальний Восток. Однако через ме­сяц его вместе с другими молодыми карелами и финна­ми переправили оттуда на Карельский перешеек и на­значили в особый батальон связи в составе так называ­емой народной армии. Непосредственно в боевых дейст­виях советско-финской кампании их батальон не участ­вовал, тем не менее при выполнении заданий Яакко Ругоев дважды сильно застудился. После того как «зимняя война» кончилась и батальон перевели в Нов­город, Яакко тяжело заболел. В течение двух месяцев он лечился в госпитале и в военном санатории, после чего летом 1940 года был демобилизован и снят с воен­ного учета.