Этюды об Эйзенштейне и Пушкине

«…к вопросу о счастии при самых невероятных обстоятельствах, когда уже ни на что ни рассчитывать, ни надеяться нельзя, Пушкин подходит в другом жанре – в прозаической повести. Этим, по моему твердому убеждению, объясняются все happy-end'ы, или, вернее, „игрушечные“ развязки „Повестей Белкина“.

Созданные в дни горчайших размышлений и колебаний, они представляют собой удивительный психологический памятник. Автор словно подсказывает судьбе, как спасти его, поясняя, что нет безвыходных положений, и пусть будет счастье, когда его не может быть…

Автор поэм со страшными и кровавыми развязками („Цыганы“, „Полтава“) и якобы жизнерадостного романа („Евгений Онегин“), где герой и героиня остаются с непоправимо растерзанными сердцами, внезапно с необычайным тщанием занимается спасением всех героев „Повестей Белкина“. ‹…›

Счастливые концы вовсе не характерны для прозы Пушкина. Нет ничего более траурно-мрачного, чем развязка „Пиковой дамы“ (сумасшедший дом Германна, немилый брак Лизы и будущая мученица – девочка-воспитанница). Итак, дело не в прозе, а в том, как глубоко Пушкин запрятал свое томление по счастию.

Пушкин, наверно, не хуже нас знал, как кончается любовь барчука к крепостной девке (Ольга Калашникова), знал, что Дуня, несомненно, должна была мести мостовую „с голью кабацкой“ (полицейское наказание проституток) и что героине „Метели“, обвенчанной неведомо с кем, предстояло влачить одинокие дни. Простейший случай („Гробовщик“), когда все ужасы оказываются сном. Несколько выбивается „Выстрел“, где развязка псевдоблагополучная, потому что Пушкин приводит своего героя через страх и срам…»[451]

Не обсуждая психологических мотивировок творчества, позволим себе не согласиться с Анной Андреевной в трактовке и даже в самом определении развязок «Повестей Белкина» как «игрушечных». В самом ли деле в повестях – хеппи-энды? Спасенная от панели дочь приведена не в объятья отца, а на его могилу. Гибнет в несчастном сражении под Скулянами гордый Сильвио, ставший борцом за свободу Греции. Явной иронией окрашен финал «Барышни-крестьянки», ибо Алексей избавлен от необходимости «погибели» во крестьянском труде, на что он было столь самоотверженно решился. И, может быть, наиболее зловещим оказывается «простейший случай» с гробовщиком: «счастливое» пробуждение Адриана Прохорова (уже умерщвленного своими клиентами) становится простейшим способом избавиться от угрызений совести, и привычное чаепитие возвращает его к привычному ходу дел.