Читаем Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии полностью

К категории «чужих» с 1990‐х годов можно было отнести по заданным критериям и цыган. Отношение к ним стало ухудшаться в постсоветский период. Романтический образ цыган, вроде артистов театра «Ромэн» и героя фильма «Неуловимые мстители», уступил место новым образам эпохи становления рыночной экономики, и они были отталкивающими — это прежде всего образ наркоторговцев, безусловно сильно мифологизированный, но он был очень востребован в 1990‐х. Следующими по уровню негативного восприятия со стороны россиян были азербайджанцы, воспринимавшиеся в тот период главным образом как торговцы и владельцы рынков крупных городов России. Доля негативных оценок к ним в 1990‐х не опускалась ниже 30 %, а в 1997 году подскочила до 48 % от числа опрошенных. Однако негативизм к азербайджанцам, в отличие от чеченцев и цыган, уже в нулевые годы сильно угас, и эта общность практически перестала попадать в сферу внимания исследователей ксенофобии. Замыкали группу «чужих» в 1990‐х годах другие представители народов Южного Кавказа — армяне и грузины. Доля негативных оценок по отношению к ним не опускалась ниже 27 %, а в отдельные годы доходила до 45 % от числа опрошенных. В эту же группу входили и представители народов Средней Азии, негативные оценки которым давали 20–22 % опрошенных.

«Другие». Во вторую группу вошли этнические общности, по отношению к которым негативные оценки респондентов колебались в интервале от 20 до 15 %. Из народов бывшего СССР умеренный негативизм проявился к евреям и эстонцам: доля негативных оценок к этим группам колебалась по годам от 13 до 17 % и однажды, в 1997 году, по отношению к эстонцам подобралась к 20 %. Из народов Запада в эту группу включены американцы, доля негативных оценок по отношению к которым за этот период никогда не поднималась выше 18 %.

«Свои». Это этнически родственные для русских группы, например украинцы, негативные оценки по отношению к которым обозначают нижние (самые слабые) пороговые значения этнофобии, а также татары и башкиры — колебания негативных оценок от 12 до 15 %.

«Неизвестные» — это группы, с которыми подавляющее большинство россиян никогда не встречалось и оценивает их только на основе информации, почерпнутой из массмедиа. Сильных фобий к ним не возникает, а преобладает отказ от оценки: «Затрудняюсь ответить». Эти неизвестные явно не «свои», но и «чужими» их трудно назвать.

Анализ отношения россиян к малоизвестным им этническим общностям указывает на границы возможностей информационного конструирования ксенофобии. Все же самый высокий уровень этнофобии проявляется не к виртуальным для русских людей национальностям, а к хорошо известным.

Динамика этнической интолерантности россиян в 2000‐х годах

Начиная с 2010 года для измерения социально-культурной дистанции россиян по отношению к разным этническим общностям исследователи Левада-Центра стали использовать шкалу Богардуса. В такой шкале минимальная социальная дистанция, иными словами, высшее проявление терпимости и дружелюбия респондентов по отношению к воображаемому представителю той или иной этнической общности определяется готовностью респондента принять человека такой-то национальности в состав своей семьи. А самая сильная, наибольшая социальная дистанция определяется нежеланием людей допустить представителя той или иной национальности в свою страну. Так, индикатором крайней формы негативизма россиян (прежде всего русских) по отношению к разным национальностям выступает на шкале социальной дистанции поддержка высказывания: «Не пускал бы их в Россию». Крайние показатели (как терпимости, так и неприязни) на шкале социальной дистанции применяются социологами уже почти столетие со времен исследований изобретателя этой шкалы, американского социолога Э. Богардуса, продемонстрировавшего ее впервые в 1925 году. С тех пор шкала доказала свою релевантность в социологических опросах множество раз, в десятках стран мира. Это же подтверждают и российские исследования. На наш взгляд, наиболее общие сравнения результатов исследований 2000‐х с исследованиями 1990‐х годов возможны, несмотря на то что методика измерения социально-культурной дистанции изменилась.

В таблице 5 представлены некоторые примеры этнического негативизма первого двадцатилетия XXI века.


Таблица 5. Самая сильная социальная дистанция (по опросам 2010–2020 гг.)[582]


Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Чего хотят женщины? (сборник)
Чего хотят женщины? (сборник)

Авторы этой книги – одни из самых известных женщин двадцатого столетия. Клара Цеткин – немецкий политик, деятельница международного коммунистического движения, активистка борьбы за права женщин. К. Цеткин является автором идеи Международного женского дня – 8 Марта. Александра Коллонтай – русская революционерка, государственный деятель и дипломат, чрезвычайный и полномочный посол СССР в Швеции.К. Цеткин и А. Коллонтай написали множество работ, посвященных положению женщины в обществе. Обе они сходились в том, что женщина должна быть раскрепощена, освобождена от общественного и мужского рабства, – в то же время они по-разному представляли пути этого раскрепощения. К. Цеткин главный упор делала на социальные способы, А. Коллонтай, ни в коем случае не отрицая их, главенствующую роль отводила женской эмансипации. Александра Коллонтай создала концепцию «новой женщины», самостоятельной личности, отказывающейся от фетиша «двойной морали» в любовных отношениях и не скрывающей своей сексуальности.В книге, представленной вашему вниманию, приводятся лучшие произведения К. Цеткин и А. Коллонтай, которые должны ответить на самый трудный вопрос: чего хотят женщины?

Александра Михайловна Коллонтай , Клара Цеткин

Обществознание, социология