Читаем Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии полностью

Феномен Татарстана достаточно интересен для всей мировой практики. Здесь в 1990‐х годах предъявлялись серьезные этнические претензии на повышение статуса республики, ее особое положение; Декларацию о суверенности республики в это время поддерживали почти ¾ татар и совсем небольшая часть русского населения. Известный американский конфликтолог Д. Горовиц в 1994 году прогнозировал неизбежность возникновения там межэтнической конфронтации между двумя крупнейшими этническими группами республики. Однако уже конец 1990‐х и особенно 2000‐е годы показали, что угрозы русско-татарского конфликта были преувеличены аналитиками и реальной конфронтации удалось избежать, так же как и в соседнем Башкортостане. В этой республике, казалось бы, постоянно сохранялась потенциальная возможность осложнения отношений между тремя основными этническими общностями — русской, татарской и башкирской — в связи с языковыми и этнодемографическими проблемами (например, сокращением численности русских), непропорциональным представительством этнических групп во власти, отменой обязательного изучения государственного языка республики и др. Однако наши исследования в Уфе в 2017 году показали, что взаимоотношения трех этнических сообществ формируют систему сдержек и противовесов, обеспечивающих поддержание этнополитической стабильности в Башкортостане[575]. Мы еще остановимся на детальном анализе этого явления, в третьей части книги, при характеристике практики управления.

Все другие республики Поволжья и Урала не продемонстрировали значимых национальных движений и этнической мобилизации. Хотя уровень этнического самосознания титульных этносов в 1990‐х годах здесь вырос, затем ситуация в сфере межэтнических отношений стабилизировалась.

В республиках Сибири, особенно в Туве и Бурятии, этносоциологические исследования 1990‐х годов зафиксировали высокую солидаризацию по этническому принципу и большую, чем в других регионах (за исключением Северного Кавказа), «готовность к любым действиям во имя интересов своего народа», хотя в конце 1990‐х напряженность здесь стала ослабевать[576]. В самой большой по площади республике Российской Федерации — Саха (Якутия) — межэтнические отношения нельзя оценить как напряженные, но они сложнее, чем в поволжских автономиях. Закрепленное социально-культурное разделение труда, особенно в сфере управления, стимулирует латентное напряжение у русских (до 30 %). У якутов чрезвычайно высоки показатели потребности в этнической консолидации (до 80 %), интенсивности этнических чувств (до 70 %) и ощущений ущемления своих прав по этническому принципу (до 20 % саха в городах). Для сравнения: среди татар в Татарстане ощущения дискриминации испытывают лишь 5 %. Все это также может вести к обострению межэтнических отношений.

Однако в реальности перерастания психологической напряженности между основными этническими общностями Якутии в открытые столкновения не наблюдались в 1990‐х годах, маловероятны они и ныне. Дело в том, что серьезным фактором, сдерживающим эскалацию межэтнических противоречий, выступают особенности расселения народов. Большинство русских локализованы в западных, добывающих районах Якутии, где они живут в своей среде и частые контакты с якутами ограниченны. В то же время нельзя исключить, что в случае нарастания межэтнической конфронтации возможно усиление сепаратистских настроений в западных районах республики.

В Туве 60–70 % русских и тувинцев чувствовали взаимную близость, но с представителями иной конфессии (буддисты — православные) — около 10 %[577].

Самые распространенные межэтнические проблемы в большинстве национальных республик в основном связаны с вопросами отношения «чужих» к национальной культуре, к сохранности родного языка, а также с проблемой доступа разных этнических групп к управлению. При этом «неравный доступ к управлению» в качестве проблемы чаще всего упоминают русские жители республик[578]. У представителей других национальностей проявления этнической неудовлетворенности в основном были связаны с «неприязненными высказываниями о них в русских СМИ и при бытовом общении», с фактами «неуважения к национальным обычаям и традициям», выражающимся как в действиях федеральных властей («не того назначили» или «неправильный закон приняли»), так и в нежелании русских «считаться с нашей культурой».

Проблема сохранения родного языка до сих пор остается весьма острой для большинства народов России и часто служит поводом для обострения межэтнических отношений.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Чего хотят женщины? (сборник)
Чего хотят женщины? (сборник)

Авторы этой книги – одни из самых известных женщин двадцатого столетия. Клара Цеткин – немецкий политик, деятельница международного коммунистического движения, активистка борьбы за права женщин. К. Цеткин является автором идеи Международного женского дня – 8 Марта. Александра Коллонтай – русская революционерка, государственный деятель и дипломат, чрезвычайный и полномочный посол СССР в Швеции.К. Цеткин и А. Коллонтай написали множество работ, посвященных положению женщины в обществе. Обе они сходились в том, что женщина должна быть раскрепощена, освобождена от общественного и мужского рабства, – в то же время они по-разному представляли пути этого раскрепощения. К. Цеткин главный упор делала на социальные способы, А. Коллонтай, ни в коем случае не отрицая их, главенствующую роль отводила женской эмансипации. Александра Коллонтай создала концепцию «новой женщины», самостоятельной личности, отказывающейся от фетиша «двойной морали» в любовных отношениях и не скрывающей своей сексуальности.В книге, представленной вашему вниманию, приводятся лучшие произведения К. Цеткин и А. Коллонтай, которые должны ответить на самый трудный вопрос: чего хотят женщины?

Александра Михайловна Коллонтай , Клара Цеткин

Обществознание, социология