Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии

В городах с доминирующим русским населением, в том числе Москве, Санкт-Петербурге, проблемные ситуации возникают в связи с притоком мигрантов из Средней Азии и с Кавказа. Массовый приток мигрантов неизбежно вызывает у принимающего населения рост недовольства и усиливает проявление этнических, религиозных или расовых стереотипов как у местных жителей, так и у пришлых. Подобная коллизия наблюдается ныне во многих странах мира и рассматривается практикой управления и научной экспертизой в качестве одной из основных этнополитических проблем современности.

Вопрос о причинах динамики негативных установок преобладающей части жителей той или иной страны или региона к каким-то отдельным этническим группам или регионально-культурным конгломератам этнических групп (типа «африканцы», «американцы», «кавказцы») является одним из основных в этнополитологии, и мы отводим ему особый раздел. В нем мы обобщаем результаты 30-летнего исследования, проводимого на материалах Левада-Центра (до 2003 года — ВЦИОМ), и в существенной мере опираемся как на опубликованные работы этого центра, так и на неопубликованные, первичные и архивные материалы, любезно предоставленные нам Левада-Центром.

Динамика ксенофобии в России как отражение перемен в этнополитической ситуации (1990–2020)

Предварительные замечания

Тридцать лет наблюдений автора за состоянием российского общественного мнения в отношении тех или иных этнических и регионально-культурных групп позволили выявить три важные тенденции.

Во-первых, как в 1990‐х, так и в 2000‐х годах психологическое отношение к разным этническим группам отражало ту или иную меру «социально-культурной дистанции», указывающую, что представители одних народов кажутся в данный исторический момент ближе и дружественнее россиянам и их можно назвать «своими», тогда как другие — психологически менее приемлемы, более далекие «чужие». Крайняя форма неприязни к чужим обычно характеризуется термином «враги». Умеренная степень отчужденности проявлялась к тем, кого называют «другими» (это и не друг, и не враг, а просто человек с иной культурой).

Во-вторых, конкретный состав этнических групп, которые были «чужими» в 1990‐х годах, заметно отличался от тех, кого можно было так назвать в 2000‐х. Впрочем, образ «чужого» менялся не только на протяжении десятилетий, но и за более короткие промежутки времени, в случае экстраординарных событий — например, вооруженных конфликтов.

В-третьих, одни и те же народы в одно и то же время могли казаться «своими» в одних сферах жизни, скажем в быту, и «врагами» — в других, например в международной политике.

В наших критических очерках мы фокусируем внимание прежде всего на дискуссионных вопросах. В данном разделе мы рассматриваем в качестве дискуссионных наиболее распространенные объяснения перемен в негативных этнических установках. Чаще всего такие объяснения сводятся к анализу социально-психологических факторов, относящихся к каждой отдельной общности. Обычно социологи фиксируют устойчивые стереотипы восприятия того или иного народа, расы или конфессиональной общности. Мы же считаем такой подход недостаточным и предлагаем дополнить социально-психологические оценки этнических стереотипов анализом связи между ними и изменениями этнополитической ситуации в России за исторически значительный период 1990–2020 годов. В такой постановке вопроса сами изменения этнических установок можно рассматривать как один из индикаторов перемен в политической сфере.

Далее, дискуссионным мы считаем отождествление любых проявлений этнического негативизма (интолерантности) с ксенофобией, а также не вполне корректные определения этого феномена.

Лев Гудков и Карина Пипия дают следующее его определение:

Ксенофобию в общем виде можно определить как проявление негативных установок по отношению к представителям различных этнонациональных или этноконфессиональных общностей (народов) или стран, а также к социальным группам, воспринимаемым как «чужие» в местном, принимающем или «большом» сообществе[579].