Этноспорт. Руководство пользователя

Предположительные трансформации индийской чатуранги в Китае тоже вызывают немало сомнений. Как и в случае с шахматами, слишком уж отличаются от чатуранги все три китайские игры — шахматы сянцы, карточная игра маджонг и игра черными и белыми камнями — вейчи, (в Корее бадук, в Японии го), подробное описание и культурогенез которых мы нашли в работе «Игровые традиции в духовной культуре стран Восточной Азии» [Войтишек 2011]. Главный аргумент сомнений все тот же — китайские игры парные (или кратные парам) в отличие от чатуранги. Вдобавок ко всему есть большие различия в инвентаре.

Таким образом, идентификация традиционных игр таит в себе немало скрытых проблем, для разрешения которых П. Парлеба предлагает составлять «идентификационную карту» для каждой игры, содержащую дихотомическое описание «внутренней логики» (ход игры, поведение игроков, особенности определения победителей) и «внешней логики» (праздники, обряды, выбор игроков и чествование команд).

Пример реализации такого подхода мы обнаруживаем в исследовании «Внутренний и внешний анализ традиционных игр в Сан-Матео в XX веке» (2019) нашего испанского коллеги Дж. Ф. Орти [Орти 2019]. Им были опрошены 48 человек (26 мужчин и 22 женщины) в возрасте от 30 до 85 лет и получены сведения о традиционных играх, которые практиковали на протяжении всего XX столетия в Сан-Матео (Испания). Наиболее интересным результатом представляется установленный факт элиминации игр в поколениях, установленный разбивкой опрашиваемых на возрастные категории: в первом поколении практиковалась 61 игра; во втором поколении18 игр; в третьем 35 игр. Увеличение интереса среди молодежи авторы связывают с процессами самоидентификации, усилившимися в условиях глобализации.

Здесь важно отметить, что каждое поколение передает своим детям целый набор игр, которые будут ими приняты и зачастую использованы уже в новом контексте. Именно это и подразумевается под словом «традиционные»: игры, пришедшие из прошлого, и изменяющиеся под влиянием образа жизни и обычаев внутри породившей их культуры. Такие превращения традиционных игр можно объяснить стремлением сохранять исконные забавы, закрепленные в родовых обычаях, и в то же время потребностью подстраивать их под запросы современного общества.

Сегодня мы представляем процесс передачи игр между поколениями как непрерывную цепь, что подталкивает исследователей к обнаружению всех (порой исчезнувших) звеньев. П. Парлеба отмечает, что методология изучения игр в большинстве исследований основывается на генетическом представлении, подобном теории эволюции (1859) Ч. Дарвина (1809–1882). Отсюда и понятия, которыми пользуются для описания происхождения игр, большей частью заимствованы из биологии: предок, наследие, генеалогия, родословная, родовые признаки, семья и потомок. Всякий раз мы стремимся предъявлять доказательства существования предков и потомков, но зачастую основываемся на простой схожести в названиях, правилах, общности используемого инвентаря и экипировки, в позах или жестах, а этого явно недостаточно для серьезного обоснования родства. Трудности добавляет и то, что оценить наследие и распространение игр становится совсем невозможно, когда в большинстве случаев вообще неизвестно что же конкретно наследовалось.

Предположение о том, что схожие игры с идентичной внутренней логикой могли появиться независимо в различных культурах, тоже нельзя сбрасывать со счетов. Такие предположения вполне допустимы и закономерны, особенно, принимая во внимание то, что биологические и физиологические данные всех людей в планетарном масштабе, строго говоря, имеют ничтожные различия. Именно поэтому мы отрицаем концепт «этнодвигательности» П. Парлеба, потому что правила игр и взаимодействия игроков формировались под воздействием схожих естественных условий окружающей среды и вмещающего ландшафта. В этом случае вероятность повторяющихся идентичностей морфогенеза (как научного эксперимента исследования) становится реальной перспективой для развития доказательной этнологии игр в будущем.

Нам остается только надеяться на то, что мы сумеем найти средства на проведение такого масштабного исследования, на которое потребуется немало средств, особенно с учетом того, что предстоит систематизация и сбор данных по всему миру. Впрочем, не все так безнадежно, и определенную уверенность вселяет то, что можно существенно расширить тематику предстоящего исследования путем включения множества субъектов традиционной культуры, доказать схожесть которых предстоит с опорой на идеи Дж. Фрэзера, теоретически обосновавшего такую гипотезу в многотомном труде «Золотая ветвь» (1890) [Фрэзер 2012].