Это Фоме и мне

Фома протянул свободную руку Сергуне, тот пожал её и сказал: «Сергей». Фома назвал своё имя и решил, что перед ним новый пациент.

— Вот, — сказала Галина Петровна, — это наш медицинский работник. Будет работать с вами на первом этаже, так что будь добр…

— Так я ж, вроде, пока один на первом этаже… - уточнил Фома.

— Ну вот с тобой он и будет работать.

— Чего делать? — Фома несколько насторожился.

— Сергуня проходит альтернативную военной службу, да, Сергуня? — Фоме показалось, что Галина Петровна разговаривает с Сергуней, как с дурачком.

— Да…

— Вот он её и проходит, не военную, а медицинскую. Столько же лет, как и в армии.

— Пацифист, что ли? — Фома даже приподнялся на локте. — Хиппи-дриппи?

— Нет, он был студент. — ответила за Сергуню Галина Петровна. — Ну, Сергуня, иди, помоги на кухне.

Когда Сергуня удалился, подзапутавшись в длинном халате, Фома удивлённо посмотрел на Галину Петровну и спросил:

— Он чего?

— Он сын главного врача терапевтического отделения. — ответила заговорщицки Галина Петровна. — Ну зачем ему в армию?

— Ясно… А мне он зачем, ординарцем, что ли?

— Ну… Пусть работает. Не обижай его, ладно? — прямо-таки попросила Галина Петровна. — у нас ни санитарок, ни сестёр не хватает. И он тоже будет, будет помогать…

— Одним словом, медбрат. — решил Фома. — Ясно. Теперь он мне будет обед носить?

— Он. — Галина Петровна сказала так ласково, как будто блином с вареньем одарила.

… И Сергуня стал носить Фоме больничную еду, сообщения и гостинцы, в изобилии передаваемые родителями, родственниками и друзьями, которые сами стояли под окном и общались с Фомой через стекло.

Сергуня был тихим, постоянно путался в халате, даже в коротком, форменный медицинский берет, пилотка и даже шапочка так и съезжали с его головы. Жить Сергуне, который находился как бы в армии, приходилось не дома, а в отведённом ему месте при больнице. Так имитировали ему военно-полевые условия. Несколько раз Сергуня попробовал пожаловаться Фоме на то, что он хочет домой, но всё самостоятельно понял — и Фоме даже не пришлось его ставить на путь истинный. Иногда Сергуня подолгу сидел в палате Фомы, когда тот предавался послеобеденному лежанию. Фома дремал, делая вид, что не спит, а Сергуня рассказывал последние новости из жизни больницы, сообщал, что будет сегодня на полдник и ужин, и как это всё обычно готовят. Он носил Фоме сигареты, и Фома курил с ним в ванной. Сергуня очень хотел бы услышать от Фомы рассказы из опыта его личной жизни, его мнение о кино и музыке. Но Фома не говорил особенного ничего, лишь шутил шутки, которые Сергуня изо всех сил старался запомнить, а затем блеснуть ими где-нибудь при первой возможности. Сергуня уходил всегда заинтригованный, проникаясь к Фоме завистью и уважением одновременно.

…На девятый день пребывания Фомы в больнице имени Красного Креста в одном из боксов первого этажа началось вдруг серьёзное оживление. Туда явно кого-то помещали болеть, и Фома не мог оставить этот факт без внимания. Его верный посланец Сергуня принёс весть, что в третий бокс кладут сразу двух больных, и того, и другого с подозрением на дизентерию.

— Ну что, дристуны, как здоровье? — когда новеньким тщательно промыли внутренности и отправили их, отныне пациентов, лежать по кроватям, спросил Фома, неожиданно появляясь в дверях их палаты. — Лежите?

— Лежим, — сказал один из них, тот, чья кровать была дальше от Фомы.

— Где ж это вы подцепили? — поинтересовался Фома и присмотрелся к больным повнимательнее. — О, вы что, братья?

— Нет, — явно обиделся один больной, — мы даже и не похожи.

— Ха, не похожи! Да не то слово, как похожи! — Фома поддёрнул свой необъятный халат и уселся в ногах ближайшего к нему дизентерийного.

Несмотря на протесты, больные действительно были похожи друг на друга. И не только тем, что одному на вид было лет восемнадцать, а другому чуть поменьше. Тот, что помладше, был просто рыжий, а что постарше — не то что рыжий, а рыжий с переходом в зелёный, просто в плесневый. Фома решил, что так болезнь их сплотила, и не стал акцентировать на этом факте внимания. Его новые соседи бодрились, старались говорить громко и мужественно, но Фома пожелал им ни в чём себе не отказывать и обдумать мысль о раздельном питании, после чего удалился в свой в бокс.

Итак, теперь у Фомы были соседи — больные Мхов и Лишайников, ранее незнакомые друг с другом. Их фамилии Фома прочитал на табличках возле кроватей, такие таблички любила изготавливать на досуге Галина Петровна. Фома узнал её почерк. Но особого интереса Мхов и Лишайников у Фомы не вызывали, он даже немного расстроился. Сергуня весь вечер приглядывался к ним и приставал с расспросами, после чего доложил всё Фоме. Дети.