Это я тебя убила

Ни в чем подобном я ему не признавался, ни на допросе, ни позже. Говорил о скверных снах, о рвоте щебнем, о дурноте, о том, как сложно мне было в первые дни чувствовать собственное тело. Но чтобы признаться: «Я слышу голоса невидимок и вижу… вижу…» Камни. Лишь камни. В пяти шагах от меня громоздится замшелый булыжник, который и на череп-то не похож.

Илфокион все еще держит меня, держит крепко, и только сейчас я понимаю: меня это не отвращает, не пугает, не заставляет цепенеть, как большинство прикосновений. Впрочем, так было и в годы наших тренировок, долгих и нередко оканчивавшихся для меня плачевно. Наверное, мой страх прошел быстро и навсегда, потому что однажды получить мягкое одобрительное рукопожатие от человека, прежде считавшего своим долгом вывалить тебя в грязи и отбить как свиную тушу, довольно приятно. А может, есть что-то еще – например, правда о его прошлом. Правда, важная той моей части, которая по-прежнему привязана к Физалии.

– Голос Монстра, – одними губами шепчу я, не кивая.

Пусть поймет как хочет: как признание или как удивленное уточнение. В конце концов, это может быть просто тонкая игра с расчетом услышать больше, чем удалось в присутствии Каса и Пола. Поймать меня на чем-то. Проверить.

– Знаю. Иногда я тоже его слышу. – Илфокион разжимает руки и, резко встав, прячет их за спину. – Дойдешь?

Его лицо снова непроницаемо, волосы играют бликами на ветру, блестят торакс и короткий зеленый плащ с металлическим подбоем. Тоже встав, я всматриваюсь в него. Никаких допросов? Даже про окно? И что он имел в виду? И вообще, сказал ли…

– Тебя проводить, Эвер? – спрашивает он уже резче, холоднее, и сомнение – а услышал ли я то, что услышал, – становится стократ сильнее. Боги. Неужели я…

– Я дойду, благодарю. Скорее всего, я перегрелся. И переволновался.

Он не возражает, не настаивает. Только какая-никакая гордость и слабость в ногах не позволяют мне просто сорваться с места и кинуться за Рикусом и Ардоном. Иду медленно, провожаемый почти осязаемым взглядом, стараюсь держать спину как можно прямее и не оглядываться – ни на Илфокиона, ни на отброшенный камень.

В «обеденном» уголке сада, между виол и апельсинов, происходит то, что и можно было ожидать, – все, включая вернувшихся Орфо с Клио, смотрят на меня с немым вопросом. «Почему ты так отстал?» Пожав плечами и понадеявшись, что этого хватит, я изображаю легкую хромоту, которая вряд ли кого-то убедит, и бреду к стоящему чуть в стороне от стола кувшину с теплой водой. Ладони в земле и немного в крови, к счастью, моей собственной, – я и не заметил.

– Давай помогу! – Клио вскакивает со скамьи, летит навстречу и хватает кувшин, чтобы полить мне на руки. – Подставляй!

В нос бьет запах мяты, роз и чего-то едкого. В Гирии в последние годы в ходу «спиртовая вода», которой можно и ополоснуть грязные пальцы, и промыть раны. Сосредоточенно смотрю на прозрачную струю, методично потираю руки, надеясь, что дышу я уже ровно и безумного ужаса нет в моих глазах. Судя по внимательному, сочувственному взгляду Клио – все-таки есть. Но, ничего не спрашивая, она ограничивается тем, что подает мне с травы полотенце – тоже сама.

По пути за стол хорошо понимаю, почему помочь мне решила именно она. Остальные, ну кроме пожирающего мелких рыбок из широкой глиняной миски Скорфуса, выглядят все-таки не лучшим образом. Орфо обработала ссадины, но следы от них видны, а под ногтями так и темнеет кровь; Рикус с Ардоном помятые, встрепанные, усталые – хотя уже и уплетают за обе щеки огромного фаршированного тунца, заедая его крупно нарубленным салатом и лепешками.

– Фочешь? – Жуя, Рикус начинает было двигаться на лавке, чтобы я сел рядом и мне хватило места возле длинного блюда.

Качаю головой, заметив плавное, будто бы приглашающее движение Орфо, – и иду к ней. Клио тоже; мы садимся с разных сторон, и я ловлю слабую улыбку, от которой все же становится легче. Хочу спросить, как она, прежде чем услышу этот вопрос в свой адрес. От нее ведь ничего не укрылось – видно по тому, как сдвигаются прямо сейчас брови, как она украдкой блуждает взглядом по моему лицу, стараясь при этом не поворачиваться открыто.

– Смотри, что сегодня сделали, – говорит она, к моему облегчению, и указывает на одно из блюд. – Окунь в виноградных листьях. Был твоим любимым, кажется?..

Послушно кладу несколько темно-зеленых свертков на блюдо; Клио, перегнувшись через Орфо, щедро докидывает туда пару лепешек и брусков поджаренного сыра. Желудок сводит: я снова вспоминаю череп в своих руках, твердые ладони Илфокиона на плечах, странную фразу…

– Это вкусно? – как сквозь туман спрашивает Клио про окуня.

Орфо придвигает блюдо уже ей. Хорошо, что отвлеклась: не видит, как зыркнул на меня Скорфус, на миг поднявший морду от миски. Он ест ровно в центре стола, сидя лицом к нам и задом к целерам – нисколько не скрывая пристального наблюдения за хозяйкой и за мной. Не могу понять, какие чувства горят в желтом глазу, но они беспокоят почти так же, как беспокоил пытливый взгляд Илфокиона. Скорфус тоже знает про голоса? Или…