– Тебя так это удивляет? – хрипит он и вытягивает меч вперед: не подходи,
Осекшись, он прикрывает глаза. Я чуть мотаю головой: непривычно не видеть стрелок, они подобны элементу брони, и без них веки выглядят… старческими? Мелькает и другая мысль: сейчас Илфокион – отличная мишень для атаки, его можно обойти сбоку. Но я не подойду.
– А теперь в замке что-то изменилось, и стало хуже, – отзываюсь так же глухо. – В том числе вам. Мы все будто заболели, а может, и так, только это не мор, а что-то в головах, что-то
Его глаза распахиваются, впиваются в мои, и меня будто опаляет молнией – столько там безысходного, затравленного бешенства и потрясения.
– Эвер… – Дрогнувшей рукой он убирает за ухо прядь. – Ох, Эвер.
Похоже, он не ждал, что я решусь заговорить об этом. Ведь, сделав так, я, по сути, расписываюсь и в собственном сумасшествии. «Да-да, меня тоже окружают голоса, которых нет, и я как будто тону в темноте». Пусть. Безопасность – наша общая – определенно важнее съедающего меня ощущения, будто…
– Я ничтожество, – добавляю, почти не осознавая. И даже почти не чувствуя страха и горечи. – Мне он говорит в основном это.
Я жду чего-то резкого или насмешливо-равнодушного. Жду и неловкой лжи, которой многие спасают свое самолюбие, подменяя ответную откровенность: «А мне ничего, о чем ты вообще, у тебя проблемы?» Но молнии в глазах Илфокиона вдруг гаснут, сменившись чем-то еще более меня удивляющим. И не будящим никаких хороших чувств.
– Это не так! – Слова он почти выплевывает, тут же, спохватившись, хмурится и мотает головой. Рука с мечом опускается, челюсти отчетливо сжимаются – до желваков. – Что за чушь? Это ты-то, после всего?..
Молчу, потому что боюсь солгать. И потому что не уверен, что найду слова. И потому что жду ответа на свой вопрос. Что-то из этих трех причин Илфокион понимает, с горькой усмешкой крутит запястьем – меч рисует в лунном воздухе сверкающую фигуру. Скучающая на стене Финни завистливо, обиженно звенит.
– Мне другое. Что я вымазан в крови по подбородок, что утопаю в ней. – Он будто сорвал горло, сбивается на хрип. – Что все пустое и лучше дать свершиться тому, что должно, хотя я совсем не знаю, что
– Что вы заслуживаете? – Это не трудно угадать. На самом деле я тоже так считаю. – Что ходить ночами за такими, как я, – не совсем то, для чего вы…
Он отворачивается так резко, будто я занес руку для пощечины, – хотя нас все еще разделяет слишком большое расстояние и я не двигался. Легко прослеживаю взгляд: Илфокион смотрит на хлысты, те несколько металлических хлыстов, что висят неподалеку от перчаток, среди них тускло серебрится и хлыст королевы Валато. Там же – собственный хлыст Илфокиона, с золоченым набалдашником над плетьми.
– Мне не нужны никакие голоса Монстров, Эвер, – снова повернувшись, тихо обрывает он. – Разве я сам не один из них?
Он не хочет продолжать, не рад откровенности, на которую мы вышли, – и потому атакует снова, медленно, но мощно. Поймав блеск клинка, я сам шагаю навстречу, и меч сшибается с перчаткой, давит, норовя вывернуть мне руку под максимально болезненным углом. Опять ловлю металл между когтей, осторожно смазывая траекторию удара, сжав зубы. Ноги врезаются в пол. Илфокион не сильно выше меня, но крупнее, и под его напором я даже проезжаю на подошвах назад, чуть не теряю равновесие, морщусь от боли в лопатках, ребрах. Действие мази ослабевает. Скоро мне намного тяжелее будет даваться этот поединок, да и ногти почти трещат.
– Нет, – выдыхаю я сквозь зубы, и пусть он понимает это как хочет. Как «Я вам не проиграю» или как «Вы не монстр, вряд ли вы вообще знаете, что это такое на самом деле».
Поняв, что прием не удастся, задействую кинжал, целю ему в плечевую мышцу – и, неосторожно подавшись слишком близко, все-таки получаю легкий удар кулаком в зубы. Почти ласковый – насколько это возможно. Глаза Илфокиона на миг проясняются, искрят весельем: так я не подставлялся ему лет с… семнадцати? Расслабился. Дурак. Отступая, я встряхиваюсь, кинжал не роняю только чудом, но тут же на меня снова идут.
– Нет? – Свистящий шепот почти обдает щеку.
– Нет. – Вскидываю и перчатку, и кинжал. – Это очень далеко в прошлом.
Мои позорные поражения. И ваша чудовищность.