Это я тебя убила

Он атакует, еще раз и еще. Я парирую, не успевая переходить в наступление, отступаю, даю себя теснить – все это время мы не сводим друг с друга глаз. Я не знаю, что он хочет сказать. И мне самому нечего добавить, я не помощник в том, что терзает его вот уже… восемь лет? Но мне его жаль. Почему-то сейчас, может, впервые за все наше знакомство, мне по-настоящему его жаль.

Илфокион был приближенным королевы – я слышал разное о том, насколько тесной была эта близость. Так или иначе, Валато Каператис выделяла его с пятнадцати лет, вечно выбирала своим гладиаром, если не выходила на поединки сама. Она чувствовала с ним родство – как презрительно и насмешливо говорят сейчас, из-за тяги к нарядам. Мне кажется другое: ей отзывались его честность и боевой дух. Что находил в ней он? Вроде бы он рос со славным отцом, но без матери, и такую, как королева Валато, храбрую, красивую и благоволящую, наверное, сложно было не вознести на этот свободный пьедестал.

Илфокион начал терять ее расположение уже на войне: когда слишком берег солдат, когда не нарушал перемирий, когда оспаривал саму необходимость сражаться. Его выслали обратно в столицу, где, опозоренный, он подвергся проклятию еще и семьи. И оказался лицом к лицу с бунтующими против войны подданными своей несостоявшейся матери.

Я не знаю, в какой момент что-то в нем сломалось, и он бросил хлыст, которым прежде настигал и подростков, и стариков, и отвернувшихся сослуживцев. Бросил прямо к ногам толпы, обескураженные солдаты дали промять свои ряды, и народ хлынул в замковый двор. Королевы не было, к людям вышел король и попытался успокоить их, хотя – как он позже признавался – не представлял, что говорить. Ведь не «Послушайте, мне тоже не нравится эта война». И не «Мы же не знаем всей правды о том, как именно Физалия получила независимость и на что хотела ее употребить». И даже не «Вообще-то, если подумать, у нас есть поводы бояться Игапты». Король искал слова, толпа кричала, а потом ее все же начали сминать люди Илфокиона. И тогда он сам бросился на одного из подчиненных, проломившего голову какому-то бунтовщику; за ним бросилась та часть стражи, что служила не Валато, а Плиниусу, – и тот не помешал. С Илфокиона начался раскол в страже, из-за Илфокиона солдаты поняли, что протесты – пока они более-менее мирные – можно не только давить в зародыше, но и контролировать. Что люди, которым дают выговориться и прокричаться, становятся спокойнее и уже проще ищут консенсус, слушают доводы и обещания, уступают хотя бы до поры до времени. Что…

Что этих людей, которым нужно выговориться и прокричаться, много. Очень много. Они всего лишь напуганы и хотят мира, а вовсе не куплены игаптским золотом и не одурманены физальским волшебством. Это наши люди.

– Голос говорит мне, – Илфокион наконец отступает достаточно неловко, чтобы я перешел в контратаку, – искать врагов. Говорит… – нет, это обман, и вот уже наруч скрежещет о кинжал, в то время как меч описывает опасную дугу у моей головы, – враги всюду. На Плиниусе все не кончится… – Снова приходится присесть, и краем глаза я вижу странный свет вокруг его метки ломателя. – Нужно делать что-то. – Удар слишком тяжелый, я пригибаюсь все ниже, выставив навстречу клинку обе руки. – Но я не знаю что. Я… я…

Я тоже не знаю, но еще пара секунд – и меч скользнет вниз достаточно нетренировочно, чтобы отрубить мне кусок уха, и это в лучшем случае. Превозмогая боль в хребте – она выросла за последнюю серию ударов, – я отталкиваю клинок, отскакиваю сразу шага на три, поскальзываюсь, но выстаиваю – и невольно зажимаю ребра локтем. Проклятый синяк… Пора заканчивать, это уже становится невыносимым. Я поднимаю глаза, открываю рот, чтобы об этом сказать, но тяжелый топот заставляет слова застрять в горле.

Илфокион кидается снова – будто не видит ни моей гримасы боли, ни одышки. Меч ловит лунное сияние, оно кажется на миг розоватым, потом кроваво-красным – и я предпочитаю просто увернуться, предупреждающе выставив кинжал.

– Кир Илфокион, остановимся, – стараюсь говорить как можно ровнее. Он всегда запрещал мне выдавать усталость, утверждая, что противнику это придает сил. – Я…

Новая атака; приходится быстро вскинуть перчатку, ловя клинок хоть как-то, – я ее не ожидал. Илфокион поднимает глаза. Они полны такой пустоты и отчаяния, а еще кажутся такими… медленными, что меня пробирает озноб. Что, если он слышит сейчас голос? Если…

– Вы…

Удар кулаком в висок. «…В порядке?» остается непроизнесенным, мир взрывается искрами. Растерянный, я отступаю, но он не дает, и я по-прежнему трачу почти все силы на то, чтобы отвести его меч и хоть как-то увеличить расстояние. Еще одна попытка кулачного удара встречает мой кинжал, повернутый ребром, и на костяшках пальцев остается кровавая полоса.

– Простите! – Но, кажется, это пугает только меня. Он ничего не заметил, наступает. – Кир Илфокион! Стойте! Мне кажется, мы потренировались достаточно! Мы…