Это я тебя убила

– Да, Эвер, да… – Впрочем, возможно, встревожился я зря. По глазам Илфокиона, по тому, как сонно он уставился на длинный красный след, рассекший костяшки пальцев, не похоже, что шутка вообще пробилась сквозь тяжелый водоворот его мыслей. – Всего-то. Ты проявил удивительное милосердие, учитывая, как я…

– Вы точно в порядке? – Украдкой посылаю Рикусу предостерегающий взгляд: лучше помолчи. – Раж берсерка… он ведь никогда… я…

Я путаюсь в словах и тщетно заглядываю Илфокиону в глаза. Сложно сказать почему, но сейчас мне, кажется, еще страшнее, чем было в конце поединка. Украдкой всматриваюсь в померкшее клеймо-меч, резко вспоминаю, как пылала метка Орфо там, под стенами башни. Это отличалось от мирного мерцания-приветствия. Того, которым мы обменялись много лет назад, при знакомстве. И того, которое коснулось наших стрел сегодня, когда мы… «…займитесь любовью, а не войной». Даже сейчас воспоминания обдают жаром и чуть оттеняют тревогу. И все же…

– Ты ведь помнишь, Эвер. – Илфокион облизывает губы. Проводит по лбу окровавленной рукой, пачкается, но будто не видит этого. – Мой меч не живой, но, как и та твоя перчатка, выкован из железа Святой Горы, так что частичка жизни в нем есть. Он коварен, и думаю…

– Да о чем вы таком шепчетесь? – Потеряв терпение, Рикус подходит к нам вплотную с самым решительным видом. Илфокион, наоборот, тут же отступает.

– Возможно, я перестал быть достоин этого меча, поддавшись отчаянию? – Он все еще обращается лишь ко мне, но не ждет ответа: резко отвернувшись, идет к застывшему рыжему целеру, наверняка чувствующему себя лишним. – А может, никогда и не был. Пошли.

Прежде чем я бы ответил, они обмениваются каким-то бормотанием и перешагивают порог.

– Доброй ночи, думаю, вдвоем вы благополучно доберетесь до спален, – бросает Илфокион, и от вялого взмаха его руки на пол снова капает кровь. – Впрочем, дозорные на местах.

– И вам доброй, – озадаченно отзывается за нас двоих Рикус, но, стоит двери затвориться, таращит на меня глаза. – Так! А теперь рассказывай правду. Что у вас случилось?! Он…

Вместо продолжения Рикус переступает с ноги на ногу, потом прыгает. Оборачивается на дверь раз, другой, точно подумывая все же ринуться в погоню и задать уже более грубые вопросы. Не стоит допускать этого; думаю, не стоит сейчас вообще приближаться к Илфокиону, снедаемому какими-то личными потрясениями. Он держался из последних сил, говоря со мной, и сейчас мне немного тревожно даже за того юношу, которому не повезло остаться рядом.

– Мы тренировались, – ровно повторяю я. – А потом он правда забылся. Ты, наверное, знаешь, мы всегда тренируемся на настоящем оружии, и некоторая его часть выкована из Святого железа, пусть даже и не Фестусом, и такое…

– А, это оно усиливает тебя, но здорово туманит мозги, когда ты устал, не собран или увлекаешься! – Рикус кивает, косясь на свой меч. – У меня не такой, если что, мы предпочитаем что-то попроще… – Было расслабившись, он снова хмурится. – И все же, Эвер. Это не шутки. Ты ведь помнишь, он уже нападал и на Клио, когда пытался выяснить ее боевые навыки…

– Без оружия и не желая навредить, – спешно напоминаю я, хотя и сам понимаю: не то чтобы иностранных послов убеждали такие аргументы. Не то чтобы они убеждали меня самого.

– У него дикие методы, – прохладно возражает Рикус, но, видимо заметив мой расстроенно-виноватый вид или просто сжалившись, жмет плечами. – Ладно. За Клио он хоть извинился. И если в ваших тренировках впадать в раж бер… бобр… – пощелкав пальцами, он быстро сдается, – нормально, то кто я такой, чтобы вмешиваться?

Киваю, хотя в голове бьется мысль: нет, не нормально. И да, возможно, теперь мы квиты, Илфокион мог случайно убить меня. Но, не говоря этого, я лишь с усилием расправляю плечи, собираюсь предложить Рикусу вернуться в комнаты и запоздало спохватываюсь:

– Слушай, а ты…

Вряд ли он разбужен шумом – от их с Клио и Ардоном покоев нас отделяет этаж и, скорее всего, пара изгибов коридора. Значит, он просто бродил где-то поблизости, под невидимым надзором рыжего целера, а уже потом ринулся к нам, на крики и лязг оружия. Так и есть: вопрос он угадывает уже по первым словам. Неожиданно потупляется и, сунув большие пальцы за кожаный пояс с ножнами, нехотя бросает:

– Не спалось. Решил прогуляться. Даже догадывался, что кто-то прилипнет, а то и прицепится с расспросами, но… – Словно сам на себя, он машет рукой. – Неважно, пошли.

Его говорливость будто выключили по щелчку, улыбку стерли влажной тряпкой. От неожиданности я ограничиваюсь кивком и даже отвожу взгляд, аккуратно начиная снимать перчатку, встряхивая горящей от перенапряжения рукой, изучая ногти, два из которых сломались. Затем мы молча пересекаем длинные темные залы, молча же выбираемся на главную лестницу. Кажется, будто сияние ламп стало тревожнее; оно режет глаза, и полминуты я иду, прикрывая веки ладонью. Рикус очень прямо держит спину. Кажется, он тоже прячет взгляд – боясь какого-нибудь вопроса? Не какого-нибудь, вполне конкретного. Он мгновенно вскидывается, услышав:

– Что, у тебя тоже кошмары?