Это я тебя убила

Он в белом, идеально причесан, но ветер легко играет прядями его волос. Солнце бьет в глаза так, что тораксы сопровождающей стражи слепят гравированными лозами и соцветиями; сияют наручи и мечи. Сам Эвер безоружен. Из украшений на нем ничего, кроме тонких колец на средних фалангах пальцев и знакомых гвоздиков, тоже поблескивающих издали, а по вороту физальской рубашки змейками вьются две голубые волны. Больше – ни капли цвета. Белым кажется и лицо, от этого горло сильнее пересыхает. Эти круги под глазами… слабые, нестрашные, но, скорее всего, потому, что кожу массировали. Ее массировали и мне, пока в волосы впитывался бальзам, – массировали с укоризненными причитаниями, что я пренебрегаю отдыхом. Но никакой массаж не способен до конца скрыть ночь без сна или ночь сна прерывистого, тревожного.

У него опять были кошмары?

Эвер улыбается мне взглядом, только им – и я заставляю себя перестать. Не надумывать, не поддаваться мрачным фантазиям, не задавать мысленных вопросов – не сейчас. Сейчас нас ждет важное, что-то, после чего мы наконец станем свободны: может, друг от друга, а может, просто так, не знаю, не хочу знать. Так или иначе, тревожное ожидание кончится.

Чтобы не таращиться на Эвера во все глаза, оборачиваюсь – посмотреть, кому достался первый ряд Глизеи. В сердце пробивается немного облегчения: Клио, Рикус, Ардон здесь, и ближе других делегатов. Я только что прошла мимо них, просто не повернула голову, не взглянула за плечо Илфокиона. А вот они следят за мной – и уже заулыбались, поняв, что я их заметила.

Шнурок с монетой Рикуса я надела как браслет – не очень красиво, но лучше, чем вешать на шею, где сияет легкое украшение из оливковых ветвей. Монета и бирюзовое кольцо – все на одной руке, той же, где метка волшебницы. Может, стоило уравновесить удачу, надев что-то на правую, но уже нет смысла. Тем более во второй руке будет Финни.

Она уже возбужденно звенит, подрагивая и кидая мне в глаза серебристое солнце, – чувствует всеобщее внимание, вот же заносчивая железка! Не лучше Скорфуса. Скорфуса… Почувствовав холодок в пальцах, холодок по спине, холодок в сердце я новым взглядом окидываю гостей. Сопровождавшие уже почти расселись, но меня интересуют не они. На первом ряду, рядом с Клио, я нахожу то, что просто не могли сюда не принести, ведь это был мой отдельный приказ, о котором я не забыла бы ни за что на свете. Пухлая подушка лежит, свесив со скамьи серебристые нитяные кисти уголков. Она пуста. Сама понимая, что не должна, что это выглядит странно и скоро мое замешательство станет неуместным, я тяну шею, ловлю взгляд Клио. Наверное, мне удается задать вопрос глазами: она, тоже кинув взгляд на подушку, легонько жмет плечом.

– Принцесса…

Стража уже опять рядом, и Илфокион, конечно, первым заметил неладное. Впрочем, и жрец, с которым уже поравнялся Эвер, переминается с ноги на ногу, озадаченный моим топтанием на краю трибуны. Да и кир Мористеос, держащий в руках тяжелую темную книгу, чуть хмурит брови, перешептывается с остальными тремя верховными патрициями.

– Да. – Это стоит усилия. – Идем.

Расправляя плечи, я сама слышу хруст позвонков. Медленно снимаю с пояса Финни – и, отщелкнув пряжку, передаю сам пояс одному из солдат. Опять кусаю изнутри щеку: боги… боги, мне ведь стоит разозлиться, обидеться. Это слишком. Может, Скорфус проспал, заночевав где-то в другом месте – например, у отца? Может, носится где-то, охотясь на птиц? Может…

Я оборачиваюсь снова. Подушка похожа на раздавленную медузу, внутри которой плещется ночь. Неважно. Нет. Он сделал намного больше, чем должен был. Он ни за что бы меня не подвел. Может, ему отчего-то опять стало дурно, например он опять чего-нибудь переел? Я его обязательно найду. Скоро. И поздравлю с тем, что он теперь королевский кот.

Я пересекаю трибуну и останавливаюсь примерно в центре – в шаге от жреца, держащего ларь, в шаге от чинно замершего рядом Эвера. Патриции стоят еще чуть в стороне, я пробегаю взглядом по их лицам. Кварта. Четверо высших. Патриций границ и связей, патриций защиты и нападения, патриций здоровья и благоденствия, патриций финансов. Все сосредоточены, смотрят на меня, возможно репетируя дальнейшее в мыслях. Каждому предстоит взять с меня свою клятву, каждый откроет священную книгу Правителей на своей странице.

Жрец кивает себе за спину – и послушники снова трубят во все явно могучие легкие. Гвалт, всколыхнувшийся было на скамьях, стихает, голоса исчезают стаей вспугнутых птиц. Люди смолкают, многие – особенно те, кто выше, – уже ерзают и тянут шеи, привстают. Ведь есть кое-что, что они могут увидеть только сегодня. И это не будущая королева.

– Мы все здесь, – зычно, так, будто что-то усиливает каждое его слово, произносит жрец. Он совсем седой, но на лице мало морщин; глаза еще более темные, синие и пронзительные, чем у меня. – И день этот светлый. Так начнем же!