Это я тебя убила

Клио смеется. Она хотя бы отвлеклась, пока не опустила меч. Ее темные глаза, в которых зрачки слились с радужками, неотрывны от меня и от того, что расползается во все стороны с места, где я упала. Черного. Вонючего. Склизкого и точно сгнившего много лет назад.

– Молодец. – У нее что-то с голосом. Он тоже стал ниже. – Спасибо тебе. Так быстрее.

На тумбе вместо лекарств, которые прежде оставляли медики, был флорариум с маминой орхидеей – тот, который я отдала садовникам. Теперь банка разбилась, и орхидея – или что-то в ней – истекает плесневелой, удушливой чернотой, быстро пожирающей пол, стены, углы. Я не могу просто отползти от нее – и она леденит руки, вяжет, так что приходится продираться. Я боюсь отвести от Клио взгляд, но уже поняла главное: комната… пуста. В каком-то смысле. Людей, способных помочь мне, в ней нет. В углу темнеет груда чего-то, в чем узнаются несколько тораксов и серебристых туник медиков, но это что-то тоже погребено под черной плесенью. Эти коконы, напоминающие плохо забальзамированных игаптских мумий, стонут и хрипят, торчащая из одного кокона рука лихорадочно скребет пол, сдирая в кровь ногти.

– С-спаси…

Хотя бы живы. Надолго ли?

– Что ты сделала? – шепчу, ощущая, как сохнет в горле. Стараюсь не разжимать губ, боясь, что черная дрянь, растекающаяся все шире и уже скользнувшая под дверь, в коридор, попадет мне в рот. – Что. Ты. Сделала?!

Я снова вскидываю руку в надежде поймать ее, как поймала падающих Рикуса и Ардона, – но в тот же миг, почти зеркально, руку вскидывает она и швыряет меня в стену. Она делает это легко, лениво, хлестко – а я врезаюсь, будто меня запустили из катапульты. Левый висок, плечо, ребра пронзает боль, и я снова падаю. Сквозь шум в голове отстраненно пытаюсь понять, кто живет за этой стеной, живет ли, – и, не вспомнив, спешно, шатко поднимаюсь на дрожащие ноги.

– Стой, объяснись!.. – Во рту кровь. Сглатываю, ошалело тряся головой. – Клио!..

Но клинок уже устремился вниз, папе в живот – почти молниеносно. В этот раз, крича и поднимая руку, я целю импульсом не в Клио, а только в Финни, в ее сверкающее серебро. Это словно черпать и вдыхать пламя; ее гнев обжигает меня от кончиков пальцев до легких и заставляет пошатнуться, зато мне удается ее выбить. Она отлетает к окну, а Клио не успевает за ней кинуться: в этот раз я быстрее, закрываю ей путь.

– Так это ты, всегда была ты? – Не замечаю, как преодолеваю расстояние, и не чувствую, как снова падаю, уже с ней. – С самого начала, Клио? – Стараюсь не дать голосу сорваться, стараюсь не думать. Особенно сильно стараюсь не чувствовать.

Она улыбается снова, глядя мне в глаза и словно раздумывая, потом то ли кивает, то ли качает головой – вообще скорее поводит ею, будто в такт дивной, слышной только ей музыке. Ей все равно, что я сдавила ее горло. Пальцы крепко впиваются мне в плечи.

– Почти… но не совсем.

Вслушиваюсь в сиплый голос, шарю взглядом по ее рукам. На узких смуглых запястьях нет браслетов, и я четко вижу:

на коже ни следа, точно ни следа меток. Но я клянусь: она использовала против меня волшебство. Уже дважды, если не трижды. И она понимает, что я поняла это, судя по тому, как улыбка становится шире.

– Ничего не умеешь. Учись. Руки ведь не главное.

Ее зрачки словно вгрызаются в мои – я чувствую это, – а потом кто-то невидимый начинает сворачивать мне шею – резко, внезапно, только чудом мне удается разорвать контакт вовремя, двинув ей кулаком в челюсть. Под отвратительный хруст она шипит, отпихивает меня, снова вскакивает, я вскакиваю тоже – и меня оглушает крик:

– Я все равно убью его! Убью! А не я – так ты.

Я не знаю, кто из нас первым кидается вперед вновь, но я четко слышу еще слова, на этот раз тихие, вкрадчивые и насмешливые:

– Но сначала ты убьешь меня… и начнешь войну. В которой мы победим.

Я толкаю ее, она утягивает меня за собой.

– Клио, что с тобой? – То во мне, что должно было почувствовать боль, что должно было начать все отрицать, не выдержало, наконец очнулось и подало голос. Ведь я вижу ее разбитое лицо, ведь с ее губ сорвалось слово «война». Мне кажется, будто я начинаю понимать. И мне кажется, что может быть, я… я… – Клио, пожалуйста! Что я сделала? Что?!

Осекаюсь: Финни звенит. Там, на полу, она звенит тревожно, жалобно и точно пытаясь что-то сказать. Бегло оглядываюсь – пока мы с Клио душим друг друга. Замечаю алое мерцание вокруг клинка, рваную пульсацию и темноту по краям рукояти. Она наконец поняла, что ее обманули, зовет на помощь и зовет в бой. Я мысленно вцепляюсь в нее – и она летит. Летит Клио в голову так же стремительно, как летела моему отцу в живот.

– Ну нет! – Та останавливает меч взглядом, легко, будто это пушинка. – Нет, так не пойдет. И нет, не здесь! Уймись, глупая ты железка! – Снова она рвано поводит головой.

Финни падает. Я не успеваю даже всмотреться в лицо, искаженное брезгливой яростью. Клио прыгает, точнее, отталкивается от пола – и взмывает под потолок, легко и быстро, будто взмахнув незримыми крыльями. Меня она с легкостью тащит за собой, держа за плечо и за шею.

– Клио…