Это точно не подделка? Откровенный рассказ самого известного арт-мошенника

Роджерс написал подобострастные письма о сверхъестественной способности Джеймса обнаруживать спрятанные сокровища в подвалах и остатках аукционных домов.

Да, бывали случаи, когда за ученической копией обнаруживался оригинал настоящего классического мастера, но найти коллекцию работ одного художника еще и у одного коллекционера в течение нескольких лет – это невероятное чудо.

В дополнение к письмам эксперта Джеймс даже представил поддельные товарные чеки, в которых говорилось, что он купил моего Пикассо, моего Дали и мои «Лилии» в Швейцарии у знаменитого мегадилера Дэвида Нахмада. Квитанции представляли собой переработанные счета-фактуры, в которых реальные транзакции заменили придуманными миллионами, которые он якобы заплатил за мои подделки. Очередная бредовая идея: чтобы убедиться в том, что перед вами подделки, нужно было просто позвонить Нахмаду и уточнить.

Стант утверждал, что общая стоимость принадлежащих ему произведений искусства, выставленных в Дамфрис-хаусе, составляет около 200 миллионов фунтов стерлингов, хотя на самом деле они, скорее всего, стоили где-то от 2 до 5 миллионов фунтов стерлингов максимально.

Петра, которая все это время терпеливо хранила молчание, наконец сделала публичное заявление. Она подтвердила, что Джеймс никогда не был миллиардером и что его бизнес, произведения искусства и автомобили были оплачены из состояния ее семьи. Она рассказала прессе о его пристрастии к серьезным наркотикам и о патологической неспособности говорить правду. Она даже подтвердила, что я был у нее дома, чтобы показать свои работы. Выступление, конечно, неприятное, но, к ее чести, она публично высказала свое мнение, а затем категорически ушла в тень: с тех пор она не выступала по этому поводу.

Я до сих пор не знаю всех подробностей, особенно о королевской семье. Время покажет. Кто знает, к тому времени, когда вы прочтете эту книгу, возможно, свет прольется на еще большее количество подробностей. В чем я уверен, так это в том, на этот раз я не продам свои машины и не вернусь в тюрьму, что бы там ни вскрылось.

Заключение

Сегодня, окажись вы по адресу Бирмингем-Корт, 450, в Клэрмонте, штат Калифорния, вы бы увидели непритязательный кондоминиум с красной черепичной крышей.

Еще несколько лет назад, зайдя внутрь и нажав #* на телефоне, зеркало в полный рост открылось бы, и вы смогли бы заглянуть внутрь моей секретной комнаты.

Сейчас ее не существует, но когда-то в этой пещере с сокровищами хранилось все, что необходимо профессиональному фальсификатору. В это трудно поверить, но я занимаюсь этим ремеслом уже более 50 лет. Я начинал исключительно по наитию и понятия не имел, что эта история продлится так долго. Я просто увидел, какая лажа сходила с рук другим фальсификаторам – эти законы времени и вдохновили меня. Я подумал: «Как можно было кого-то одурачить подобным низкосортным мусором?» Мне захотелось показать всем, как надо, сделать работу в разы лучше. Думаю, у меня получилось. В ту эпоху относительно происхождения картины Эльмиру де Хори было более чем достаточно просто сказать, что он друг самого Пикассо. Хан ван Меегерен, который, честно говоря, довольно плохо рисовал, утверждал: «Я получил картину от небезызвестной итальянской семьи, которая не желает раскрывать свое имя». Сегодня убедительный провенанс важнее, чем сама картина. Если бы я родился и жил в прошлом веке, я был бы миллиардером.

Тем не менее, оглядываясь назад, я понимаю, что, несмотря на тюремный срок, все мои взлеты и падения, жизнь моя сложилась чудесно. Я думаю, что главным моим вкладом в жизнь жены и дочери стало то, что мне удалось вывезти их из Фултона. Как и бо́льшая часть центрального Нью-Йорка, теперь он превратился из городка Нормана Рокуэлла в настоящий гетто. Останься я там, вероятно, я уже давно бы умер. Ну а до тех пор определенно жил бы на пособие.

Однажды, когда мне было около 30, я гостил во Флориде и как-то раз поехал с отцом на его грузовике в хозяйственный магазин. Он представил меня всем как своего младшего сына, пошутив, что я самый умный из них всех, потому что ни дня в своей жизни не работал. Он судил о качестве человека по тому, насколько усердно тот убивался, и хотя я не красил дома и не копал канавы, как большинство его уважаемых друзей, в глубине души он знал, что я умел добиваться своего, что настойчивости мне было не занимать. Отец не знал точно, чем я занимался, он умер до того, как меня арестовали, но если бы он увидел меня той ночью в ресторане «Сильвио», когда лучшие люди города шептались и украдкой оглядывали меня: «Тони Тетро… Тони Тетро… Тони Тетро», я думаю, он бы гордился мной.