Без лишних подробностей, в ней утверждалось, что Джеймс одалживал произведения искусства принцу Чарльзу для величественной монаршей резиденции в Шотландии под названием Дамфрис-хаус.
Статья вышла под заголовком «Почему принц Чарльз берет произведения искусства на прокат у Джеймса Станта?» Не хотелось бы мне выяснять этот вопрос из тюремной камеры. Я показал фотографии, сделанные в доме Станта, моему соавтору и журналисту-расследователю Джампьеро Амбрози, и попросил его разобраться в происходящем. Именно его выводы легли в основу документального фильма, в съемках которого я участвовал параллельно с написанием этой книги.
Расследование показало, что картины, которые я сфотографировал на кухонном столе Станта, а также одна из моих работ Шагала на самом деле попали в Королевскую коллекцию принца Чарльза через Дамфрис-хаус. Мне не верилось в происходящее. Провенанс из Института Вильденштейна был совершенно очевидно подставными, а сами картины служили декоративным целям и были выполнены в основном на новых подрамниках, новыми красками, и состарены только косметически, если вообще были хоть как-то состарены. Даже случайный наблюдатель, взглянув на них, понял бы, что это копии для развешивания в кабинете. Как они вообще попали в коллекцию принца, до сих пор остается загадкой. Например, Джеймс поставил на моей картине Моне, которую он назвал «Лепестки лилий», дату 1882 года, а это более чем за 10 лет до того, как был построен сад Моне в Живерни, тот, где растут водяные лилии, изображенные на картине. Ни один эксперт не признал бы такую копию оригиналом. Не нужно было даже изучать и рассматривать картину, чтобы понять, что это подделка. Я понятия не имел, зачем Джеймс сдавал эти картины на прокат, но, учитывая мою историю, у меня было странное чувство, что эти новости еще выйдут мне боком. Вот почему я решил первым озвучить эту историю и пресечь ее развитие в зародыше.
Я прилетел в Лондон и сообщил одной из самых крупнотиражных газет в стране, Mail on Sunday, что картины, украшающие Дамфрис-хаус, созданы мной, что я написал их на заказ для украшения особняка Джеймса – точно так же, как и те работы, что я выполнил для своего аспенского миллиардера и многих других богатых клиентов. История получила огласку, пресса, одержимая всем, что связано с королевской семьей, сошла с ума. Новости заняли буквально все первые пять страниц Mail on Sunday. Материал напечатали в Vanity Fair, the New York Times, the Post, the Times of London, GQ, USA Today – везде.
Когда все стало известно, Джеймс принес извинения принцу Чарльзу в Instagram[75]
и заверил его, что никогда не одалживал ему каких-либо поддельных работ.– Правда – это суперсила, – заявил он, продолжая утверждать, что все его работы – безупречные оригиналы. Однако Кларенс-хаус, официальная штаб-квартира принца, заявили, что давно идентифицировали подделки и уже вывезли их из Дамфриса. По их словам, они были возвращены Станту.
Джеймс мгновенно переобулся. Сначала он утверждал, что не знает меня вообще, и что я преступник. Затем он сказал, что я лжец и дешевый подонок, и что «он бы не нанял меня красить даже свой туалет». Наконец, он признал, что шутки ради пару раз обменялся со мной картинами. Честно говоря, я не виню Джеймса и не держу на него зла. Не такой уж он и мерзавец. Просто тогда он находился под большим давлением, развод сломил его, ко всему прочему, не на руку сыграли и наркотики[76]
, в приеме которых он в итоге признался.Оказывается, в безумствах Джеймса прослеживалась система. Его самолюбие тешила не только привилегия поставки произведений искусства самому принцу Уэльскому (своим картинам он дал впечатляющее название «Коллекция Станта в Дамфрис-хаусе»), он также как-то достал королевскую печать для резолюций, с помощью которой попытался получить кредиты на сумму 50 миллионов фунтов стерлингов, используя произведения искусства в качестве залога.
Первоначально все думали, что Джеймс просто смешал пару моих подделок с настоящими впечатляющими картинами старых мастеров, например Ван Дейка, чтобы увеличить собственную значимость. На самом деле, бо́льшая часть работ, предложенных Джеймсом в коллекцию принца, были дешевыми подделками авторства последователей классиков, их учеников или подражателей. Эти недорогие копии Джеймс купил на аукционах всего за несколько лет до этого за 5000, 10 000 или 20 000 фунтов стерлингов. Прежде чем представить эти новорожденные шедевры – полноценных Ван Дейков – миру в сопровождении новоиспеченных миллионных оценок, Джеймс обратился со всеми своими приобретениями ко всемирно известному эксперту, бывшему директору музея CBE[77]
, сэру Малкольму Роджерсу за авторитетным мнением.