Это точно не подделка? Откровенный рассказ самого известного арт-мошенника

Теперь, будучи предоставлен самому себе, я должен был сам научиться тому, чему студент-искусствовед учится несколько лет в колледже искусств.

В старших классах я был ненасытным читателем, поглощал книги об автомобилях, истории, музыке, искусстве и, конечно же, обожал романы. Я влюбился в «Моби Дика»: погружаясь в страницы, я чувствовал запах соли в воздухе, представлял себе татуировки Пекода и Квикега и шаг за шагом чувствовал, как Ахав медленно сходит с ума после погони за китом. Я помню, как был поглощен «Искателями приключений» Гарольда Роббинса, «Жребием Салема» Стивена Кинга и «По ту сторону полуночи» Сидни Шелдона (эта мне перепала только потому, что моя мать оставила ее валяться без присмотра).

Тогда я читал наугад, все подряд, теперь же я выбирал литературу прицельно и прагматично. Я читал только те книги, которые могли бы дать подсказки о художниках, работы которых я хотел подделать, и которые могли бы помочь мне создать правдоподобные картины. Я сосредоточился на Шагале, Дали, Миро и Пикассо, которые к тому времени стали самостоятельными брендами, чем-то вроде самодостаточной индустрии. Их работы были настолько желанными и ликвидными, что любой дилер мог быстро получить с их продажи неплохую прибыль, иногда просто в течение суток.

Маргарита так и работала в городской библиотеке Онтарио, она помогала мне находить книги и заказывать их через библиотечную систему округа Риверсайд. Она даже достала мне второй том каталога Шагала «Смысл», который было практически невозможно найти в публичной библиотеке, поскольку издание содержало настоящие литографии и стоило более 1000 долларов. Я провел много часов в библиотеке, корпя над этим каталогом, спокойно изучая высококачественные цветные фотографии и выписывая подробную информацию в журналах по искусству Абрамса.

Поначалу я читал то, что критики и ученые говорили об интересующем меня художнике, пытаясь проникнуть в суть его творчества, но все написанные ими в обилии витиеватые слова казались мне полной ерундой. Критики приписывали тому или иному явлению вдохновение фрейдистским периодом Дали, формулировали предложения вроде «сей прибор – противопоставлен символам разлагающейся материи и являет собой объект восхищения художника как ярого приверженца науки». Может быть, сказанное и имело смысл – что бы они ни имели в виду, – но подобное сбивало меня с толку, казалось фальшивкой. Мастерства мне как фальсификатору это, конечно, не добавляло.

Я читал, как Шагал встретил однажды группу школьников, внимательно рассматривающих его знаменитый витраж в Израильской синагоге.

Он спросил детей:

– Вы понимаете творчество Шагала?

Все дружны ответили:

– Да.

Шагал ответил:

– Забавно, а я вот нет.

Для меня этот случай стал прозрением, я ведь всегда был уверен, что он действительно не понимал. Итак, я перестал зачитываться биографиями художников и начал просто изучать каждую картину, пытаясь понять ее, как один художник рассматривает работу другого.

Я старался подходить к вопросу максимально конкретно и практически и насколько мог избегал философии. Я видел, что Шагал в определенный период творчества помещал в небо ровно семь птиц. Критики могли бы годами искать объяснений, предлагать этому числу толкования, но мне на самом деле было все равно. Если мастер по какой-то причине помещал на картину семь птиц, то и я помещал семь. Не шесть. Не восемь. Именно семь.

Хотя я начал профессионально копировать работы художников типа Шагала и Дали, я бы не смог, к примеру, читать о них лекции. Некоторые дилеры вступали со мной в дискуссии об интерпретациях картин Дали и вложенных им значениях, но все, что я знал о его творчестве, это то, что нельзя рисовать его дом в Порт-Лигате 1950-х годов на картинах 1975 года или омаров 1936 года на картинах 1950 года. У меня развилось физическое прикладное понимание художников, что, как мне казалось, гораздо полезнее, чем пытаться проникнуть в их головы, фактически игнорируя их работы.

Самого Дали часто называют гуру мистической живописи, отцом художественного потока сознания. На самом деле он был не меньшим классически подготовленным и практичным чертежником. Именно Дали, как известно, создал рейтинговую таблицу, которую использовал для оценки великих художников от 1 до 20 баллов по конкретным категориям, таким как рисунок, техника, композиция и цвет. Вермеер, победитель по рейтингу Дали, получил 20 баллов за все, кроме оригинальности. Мондриан набрал 0 баллов за все, кроме цвета (по этому критерию он получил 1 балл), оригинальности (0,5) и аутентичности (3,5). С этим я бы согласился. Дали поставил довольно приличные оценки себе любимому. Лично я считал его великим рисовальщиком, и мне было полезно узнать, что он судил о коллегах объективно и прямолинейно.