— Да. — Петя протянул маме флакончик. — Французские. Флёрдоранж.
Мама покрутила флакон перед глазами, открыла крышечку и втянула аромат содержимого. Лицо её скривилось. Молча передала флакончик Галине Дмитриевне. Та повторила опыт, с тем же самым результатом.
— Пётр! Позвольте поинтересоваться, где вы купили эти, с позволения сказать,
— Да, Петя, где ты Это купил?
Под этим перекрёстным допросом женщин Петя окончательно смутился. Он понял, что совершил какой-то непростительный промах.
— На Новом базаре, в парфюмерной лавке.
— О господи! На Новом базаре! Ты знаешь, что на Новом базаре нет и не может быть парфюмерных лавок. Зато там были, есть и будут аферисты, продающие подкрашенный спирт. И ты хотел преподнести это Ксении?
Петя был готов провалиться сквозь землю, или, на худой конец, оказаться прямо сейчас в окопе на передовой. Желательно под обстрелом.
— Постойте, Наталья Ивановна, ваш сын ещё слишком юн, чтобы быть искушённым в таких делах. Хотя в нашей среде такие навыки постигаются и в куда в более юном возрасте. Но, как я понимаю, нужен выход? Минуточку!
Галина Дмитриевна порылась в своей дамской сумочке и извлекла оттуда совершенно непочатый флакончик, что подтверждала витиеватая надпись на французском языке.
— Держите, Пётр, в знак нашего знакомства. Это совершенно подлинные французские духи, Убиган, я ими даже не воспользовалась. Можете смело презентовать своей dame de coeur7
.Петя, по-прежнему пунцовый, поблагодарил Галину Дмитриевну и вышел наконец в соседнюю комнату, чтобы перевести дух. Он вдруг подумал, что Ксения этот подарок может и не оценить. Он понял, что вообще не умеет вести себя с женщинами. Получив тысячу довольно грубых казарменных советов на сей счёт от однополчан, он решил, что эта сфера, возможно, и вовсе далека от его чистых представлений. И сейчас, повергнутый в смятение, в опускавшихся сумерках, он отправился на трамвае в Нахичевань, полный смутных надежд и невесть откуда взявшихся дурных предчувствий. Трамвай был переполнен громкой околобазарной публикой, но его марковский мундир вызывал всеобщее уважение, и его даже не разу не толкнули. К пяти часам он уже стоял у знакомой двери и жал на кнопку звонка. Сердце его билось отчаянно.
6.
Петю ждали. Стол был накрыт, строго расставленные тарелочки и чашечки, свёрнутые трубочкой чистые салфетки, графин с анисовой настойкой, бутылка шампанского и фарфоровый чайник — всё это должно было символизировать несокрушимость старого доброго быта перед невзгодами войны. Елена Семёновна хлопотала на кухне, источнике дразнящих, аппетитных ароматов. Её фигура и движения олицетворяли старый, вбитый в подсознание ещё с гимназической скамьи принцип — «что бы ни случилось, спина должна оставаться прямой». И только глаза выдавали тревогу и усталость.
Георгий развалился на диване, лицо его чуть припухло от недавних возлияний, чёрные волосы были взъерошены. Петя обратил внимание, что его друг стал отращивать чуб на казацкий манер. Глаза его были живыми и весёлыми. Он в нетерпении теребил рюмку, пока Петя неспешно рассказывал последние новости с фронта.
Ксения, в строгом тёмно-синем платье, с накинутой на плечи шалью, грустно смотрела на Петю своими большими, зелёными глазами. Черты её лица ещё более утончились и напоминали иконописный лик. Вопреки воле родителей она настояла, что будет время от времени работать сестрой милосердия в Николаевской больнице, неподалёку. Боль и страдания, которые она видела почти каждый день, тенью ложились на её юное лицо и давили на плечи. Она слегка сутулилась, уголки её губ подрагивали, дыхание было неровным. Под глазами плыли тёмные пятна. Но Петя всё равно, глядя на неё, видел в ней свою чистую любовь, и никаких недостатков не замечал.
Павел Александрович задерживался. Он трудился в той же больнице, переквалифицировавшись из окулиста, выписывающего капли и очки, в ассистента военного хирурга, доктора Напалкова8
. Больница стала госпиталем, раненые прибывали со всех фронтов. Работы у него было через край.Петя остановился в своём рассказе на прибытии в Ростов за новой формой, на которую, конечно же, обратили внимание все домочадцы. Елена Семёновна выразила восторг, Георгий заметил, что Пётр в ней выглядит старше и воинственней, но ему по душе «старый добрый цвет хаки». «Вам идёт» — обронила Ксения, но лицо её при этом ещё больше погрустнело.
— Ну что это я всё про себя? — спохватился Петя. — Пожалуйста, расскажите, как вы тут живёте?
Слово взял Георгий: