Это - убийство?

Конечно, те мотивы смерти Ламберна, которые привела миссис Эллингтон на допросе, выглядели не слишком убедительно. Однако они могли быть просто придуманы им самим в последнюю минуту! И передозировка веронала теперь выглядела тоже совсем в другом свете. Ривелл уже был готов согласиться с Гатри, что это было самоубийство. Ведь признаться в преступлении, которого ты не совершал, и пойти из-за этого на эшафот было, пожалуй, страшнее, чем убить себя. Ривелл живо представил себе сцену тем вечером в комнате Ламберна: миссис Эллингтон успокаивала Макса, просила его лечь спать, после того как он обещал взять вину на себя… Наверно, он не сразу заснул, а просто закрыл глаза… Он был счастлив оттого, что она рядом, и доволен своим решением… Когда наконец она ушла, он — наверное, со своей обычной ухмылкой — достал флакон с вероналом и поставил точку в конце последнего акта своей жизненной драмы…

Казалось, в такой версии нет особых изъянов. Из всех возможных версий теперь только одна казалась Ривеллу достаточно убедительной. Эта последняя представленная им история была в известном согласии с человеческой психологией, а все прочие предположения вообще не имели ни материальных улик, ни психологической основы.

Однако, если Ламберн не совершал этих двух убийств, значит, их совершил кто-то другой. И этот кто-то до сих пор жил и здравствовал в Оукингтоне. С невольным содроганием Ривелл снова вспомнил слова Ламберна: «Человек, совершивший два удачных убийства, обычно решается на третье…»

На третье? Неужели среди этих старинных готических зданий зловещий убийца замышляет третье убийство? И кто станет в таком случае его третьей жертвой? Ривелл поежился.

Глава X Версии множатся

Шумная игра школяров в крикет и жаркий летний день отнюдь не способствовали погружению в мир мрачных раздумий. И поэтому последняя версия уже не казалась Ривеллу безупречной, когда неделю спустя он, сидя на скамейке с полузакрытыми глазами, наблюдал за матчем, хотя на самом деле из-под полей своей соломенной шляпы не видел ничего, кроме расплывчатых пятен солнечного света. Прошло всего несколько дней, но теперь, особенно в этом полуденном пекле, и Ламберн, и Эллингтон, и Гатри, и все остальные представлялись ему какими-то нереальными существами, персонажами кошмарного сна, и таяли в тумане. Лишь крики мальчишек на площадке в Оукингтоне порой возвращали его к реальности, но потом он снова оказывался где-то на границе между сном и бодрствованием, хотя в подсознании не переставала пульсировать тревога. Слишком долго он был поглощен разгадыванием загадок, его разум слишком много трудился над одной и той же проблемой. Нет, наверно, Гатри и Роузвер правы — надо поскорее забыть обо всем. Лучше забыть и улыбаться синему небу, чем нескончаемо и мучительно думать об одном и том же и в конце концов сойти с ума… «Давай-давай! Молодец!» — время от времени машинально повторял Ривелл, возвращаясь к реальности и взирая на игравших в крикет.

Внезапно его внимание привлек странный объект, который приближался к нему, заслоняя поле с крикетными перипетиями. Вот перед дремотным взором Ривелла предстали яркие штаны. Сдвинув шляпу с бровей, Ривелл увидел, кроме штанов, итонский пиджак и лицо, вроде бы знакомое…

— Извините, сэр, не могли бы мы с приятелем поговорить с вами пару минут? — обратился к нему мальчик.

— Поговорить со мной? — сонно пробурчал Ривелл. — Почему бы и нет? Если вы уверены, что вам нужен именно я…

Но мальчик кивнул с очень серьезным видом:

— Знаете ли, сэр, я Джоунс Третий. Вы ведь беседовали со мной, когда в первый раз приезжали к нам в школу.

И тут Ривелл вспомнил…

— Ну конечно, Джоунс, о чем речь! Рад встретить вас снова… Чем могу помочь?

Их было двое. Рядом с ноги на ногу переминался второй школьник.

— Знаете, сэр, мы подумали… Точнее, это Моттрэм подумал…

— Секунду. Вы хотите сообщить мне что-то лично, конфиденциально?

— Пожалуй, так, сэр.

— Тогда давайте прогуляемся туда, где нам никто не помешает…

Когда все трое отошли на достаточное расстояние от школы и крикетной площадки, Ривелл коротко предложил:

— Теперь можете говорить со мной о чем угодно.

Джоунс покрылся красными пятнами.

— Вот ведь какое дело, сэр… — начал он. — Мы подумали, точнее, это мой приятель Моттрэм подумал… И вот я тут… Понимаете…

Джоунс не смог преодолеть волнения и умолк. Ривелл дружески сжал локоть юноши.

— Я все понимаю, — сказал Ривелл. — Но мне кажется, что раз мысль появилась у Моттрэма, то лучше пусть он сам все и расскажет, верно?

Джоунс кивнул, и вместо него вступил в разговор Моттрэм. Этот паренек тараторил с той поспешностью и старательностью, которая напомнила Ривеллу дикторов Би-би-си, когда те выбиваются из графика и пытаются за секунду-другую выпалить еще одну порцию новостей.

— Джоунс рассказал мне, что вы опрашивали младшего Маршалла, сэр, поэтому я принял вас за детектива, сэр, когда вы приехали сюда после гибели старшего Маршалла, сэр…