Это вечное стихотворенье...

Дай мне Бог побольше жизни,
Даже за мои грехи,
Приносившие кому-то
Радости, а мне — стихи…

Переулок накрахмален,

Отутюжен и звенит.
Все в снегу. И так печален
Замерзающий зенит.

Дай мне Бог побольше снега,

Одиночества и сил,
Чтоб воздушным поцелуем
Холод губы не сводил.

Чтоб тенями ветер сыпал,

Где я сердцем замирал.
И подольше мне и липам
Щеки снегом оттирал.

1987

«Это так и останется тайной…»

Это так и останется тайной
Белых веток и синей воды —
Далеко ли завел неслучайный
Разговор, оставляя следы
На снегу, на душе, на странице,
Что появится через года,
Чтобы строчкой одной сохраниться
Нерастаявшей и навсегда…

Что сказалось под шелест трамвайный,

Под снежок с голубых проводов,
Это так и останется тайной
Белых веток и Чистых прудов.

1987

«Мимо Новодевичьего кладбища…»

Мимо Новодевичьего кладбища,
Мимо красных стен монастыря
Вечером мы шли, как будто клад ища,
Встали у скупого фонаря.

Здесь лежит уже такая силища

Мысли, чувства (пусть не без греха) —
И державный чин у врат чистилища,
И радетель русского стиха.

А когда-то там, в углу, прожекторы

Освещали странного вождя,
Что, силен железными прожектами,
Жил, от нас при жизни уходя.

И москвичкам той поры казалося:

Мучается, бедный, по любви,
Приезжая ночью в эти заросли
Ей признанья выложить свои.

И сочувствовали грусти гения,

Ощущавшего весь мир врагом,
Но зачем такое освещение?
А от них, таящихся кругом.

А кругом лежали люди мертвые,

Не зависевшие от него.
А другие, в тундре распростертые,
Не могли поделать ничего.

Не забыть наивного сочувствия

Душ, о нем судивших по себе.
Стих немеет, ощутив присутствие
Всех встающих в гневе и мольбе…

Мимо Новодевичьего кладбища,

Мимо красных стен монастыря
Мы идем, между собою лад ища.
Плещет осень, листьями соря.

Времена открыты, как лектории.

Кладбища закрыты до утра.

Речь о нем — еще не вся История,

У нее свои прожектора.

1987

«Снова прячется рифма в кору…»

Снова прячется рифма в кору
Потемневшего осенью древа,
Хоть слова затевают игру
Слева вправо и справа налево.

Снова прячется песня в дупло

Отогреться до звонкого срока…
Говорят, что сегодня тепло.
А мне холодно и одиноко.

1987

«И все-таки я Пештяны запомню…»