Это всё для меня…

Но приходит дядя Ваня Котов — наш сосед. Они с тётей Аней оставляют у нас ключи от своего дома: кто первый идёт с работы, тот к нам и заходит за ключами. Дядя Ваня весь в снегу, и шапка, и пальто облеплены белыми хлопьями. Бабушка смеётся: «Что, Прокофьич, занесло?» Тот шамкает в ответ, чудно шлёпая оттопыренными губами: «Здравствуй, Петровна! Вот снегу-то навалило!». Бабушка снимает с гвоздика на стене большие ключи на мягкой кожаной бечевке и протягивает дяде Ване, но он не торопится уходить, отряхивается от снега в сенях, и у них с бабушкой начинается долгий и скучный разговор. Я ёрзаю на стуле, вожу пальцем по клеёнке с зелёными цветочками, пытаюсь внимательно рассмотреть каждый из них, но веселее от этого мне не становится. Дядя Ваня отправляется домой, и тут же приходит с работы папа. Баба Надя гремит ухватами, достаёт из печки чугунки с супом, с тушёной картошкой. Суп сегодня со снетками, и из кухни плывёт противный запах, я не выношу ни этого супа, ни перепревшей в печке тушёной картошки. А бабушка, как назло, ещё и сообщает папе: «Мы с Лёлькой уже пообедали, а Татьяна опять ничего не ела, прямо беда».

Папа велит немедленно садиться за стол. Я нехотя повинуюсь, сижу за столом, насупившись, смотрю в тарелку и не ем. Он строго поглядывает в мою сторону, доедает свой суп и берётся за меня. Насильно суёт мне ложку с супом в рот, я реву, а суп проливается мне на грудь. Папа в гневе, громко кричит на меня, снова пытается кормить, но это уже бесполезно, я захожусь в надрывном плаче и уже ничего не понимаю и ни на что не реагирую. Он хватает попавшуюся под руку тряпку и вытирает мне нос, да так сильно, что несчастному ребенку кажется, будто нос вместе с его содержимым остаётся прямо в этой тряпке. Я срываюсь с места и бегу в переднюю. Там, уткнувшись лицом в шифоньер, задыхаюсь от плача и начинаю икать, несмело ощупывая рукой свой многострадальный нос.

Оля молча стоит рядом и то ли сочувствует мне, то ли смотрит с любопытством. Наконец-то приходит с работы мама, успокаивает меня, каким-то непостижимым образом уговаривает-таки съесть пару ложек тушёной картошки и даёт нам с Олей по творожному сырку в мокренькой белой пергаментной упаковке с красивой фиолетово-оранжевой этикеткой сверху — невиданное доселе лакомство.

Папа никогда в жизни нас с Олей не наказывал, даже не шлёпнул ни разу, поэтому-то, наверное, и запечатлелась в моей памяти эта первая детская трагедия.

Идём в кино

Я шагаю по дорожке, покрытой утоптанным снегом, и смотрю на свои валенки с калошами и на тёмно-коричневые шаровары, натянутые поверх валенок, потому что баба Паня, которая ведёт нас с Олей за руки, велит смотреть под ноги. Потом она вдруг останавливается, вынимает из своего кармана безукоризненно чистый и тщательно отглаженный носовой платок и звонко сморкается. Я с удовольствием рассматриваю этот белоснежный платок и вдыхаю лёгкий запах нафталина из её выходного зимнего пальто. Бабушка ведёт нас в кинотеатр на детский сеанс.

У дома бывшего фабриканта Бакулина мы с Олей вскакиваем на низенький барьерчик, по которому нам разрешают пройти, и я, задрав голову, рассматриваю перелетающих с ветки на ветку и надрывно каркающих ворон в соседней с бакулинской усадьбе Гарелина. От суетливой вороньей возни с высоких деревьев мягкими клоками падает снег.

Денёк сегодня пасмурный и невесёлый, но настроение у нас приподнятое, в кино мы с Олей ходим нечасто и только с бабой Паней. Бабушка тянет нас за руки и торопит: «Пошли быстрее, а то сейчас трамвай придёт». Но четвёртого трамвая, который разворачивается у нас на кольце, нет и в помине, и мы с бабушкой долго ходим по остановке, вокруг оштукатуренного кирпичного навеса с тремя красивыми светлыми арками. Под навесом стоят большие деревянные скамейки, но мы на них не садимся, чтобы не озябнуть. Тут же в кирпичную стену встроен маленький ларёк, где торгуют сахаром, чаем, карамелью, печеньем и пряниками. Баба Паня покупает нам пряников: белых мятных в глазури, от которых холодит во рту, и несколько штук, напоминающих формой ромашку. Эти очень жёсткие, но всё равно вкусные. Ромашку я только успеваю надкусить, и идёт трамвай. Бумажный кулёк с пряниками перекочёвывает в бабушкину сумку, а она быстро подсаживает нас с Олей на подножку трамвая. Мы едем в город. Так у нас называют центр.

Чаще всего нас водят в кинотеатр АРС, он мне нравится тем, что стены его фойе украшены сверху бордюром, на котором изображены взявшиеся за руки веселые коричневые обезьянки, а между ними вьются розовые цветочки с зелёными листьями.