Это всё для меня…

Все зовут мою бабушку: «Надя, давай, давай, выходи!» Бабушка, смущённая, с раскрасневшимся лицом, комкая в руке платочек, выходит и со смехом подтягивает им тоненьким голоском. Все, лихо притоптывая, продолжают: «Пойдём, Дуня, во лесок, во лесок. Сорвём, Дуня, лопушок, лопушок…»

Пол ходит ходуном, вышли в круг мужчины. Папа первый, ему очень нравится весёлая мамина родня. И вот уже:

Ехал на ярмарку ухарь-купец,

Ухарь-купец, молодой удалец…

Стол с шумом отодвигается к стене, все пляшут. Тётя Поля прямо из круга выбегает в кухню разжигать самовар и вступает в круг уже с новой песней:

Я на горку шла,

Тяжело несла,

Уморилась, уморилась,

Умо-ри-ла-ся,

Знамо дело, уморилась, умо-ри-ла-ся…

Мы мешаемся среди пляшущих, лезем под стол. Кто-то суёт нам по конфетке. Мы с Сергеем устраиваемся под столом, меняемся фантиками, а маленькую Олю взрослые вытаскивают в круг, и она, копируя Хохлычевых, ссутулившись, начинает петь, приплясывая и размахивая платочком и неимоверно коверкая слова: «Эх, кума-куманёк, кума матуска». Все умирают со смеху.

Взрослые садятся за чай, а мы уже устали, и тётя Поля, не раздевая, укладывает нас на своей кровати в маленькой комнате прямо на отглаженное голубое покрывало. Над кроватью у тёти Поли висит большой дерматиновый ковёр «Волки напали на лося», на снегу — кровь. Мне не хочется на всё это смотреть, но глаза сами возвращаются на то место, где кровь на снегу. Оля давно уже спит, и у меня глаза закрываются сами, и я уже не хочу открывать их, чтобы не видеть ковёр и кровь на снегу. В ушах — неясный гул голосов и новая песня:

Хас-Булат удалой!

Бедна сакля твоя.

Зо-ло-тою казной

я осыплю те-бя.

Так хорошо поют.

Из гостей нас спящими уносят на руках, и утром мы уже не можем вспомнить, как оказались дома.

После чая Оля, ссутулившись, притоптывая ногами и помахивая платочком, поёт:

Эх, кума-куманёк,

кума матуска

А кума моя Матрёна

Кум мой батюска.

Баба Надя смеётся, утирая слёзы, и живот дрожит у неё под фартуком.

Осенние вечера

За окном сечёт дождь. Порывистый ветер то и дело налетает на огромную грушу в соседнем саду и безжалостно треплет на ней ветки с мокрыми потемневшими листьями. Да и листьев-то на груше почти не осталось, все осыпались, лежат на земле, а дождь их мочит и мочит…

«Целый день льёт», — с досадой говорит бабушка, включает свет и занавешивает окно. «Скоро мать с работы придёт», — добавляет она, взглянув на часы.

Мы с Олей, как всегда вечерами, садимся за стол в маленькой прихожей и раскладываем свои десятки раз перелистанные и пересмотренные книжки. Читать мы ещё не умеем, а только рассматриваем картинки и придумываем к ним какие-нибудь незатейливые истории или просто комментируем их: «Вот какой зайчик хорошенький, пушистый — это я», — объявляю я сестрёнке. «А я — питусок», — показывает Оля на петушка. «А это волчище — серый бочище, стра-а-шный», — и мы побыстрее перевёртываем страницу и для верности хлопаем по ней ладошками.

Бабушка вытаскивает из общей кучи самую потрёпанную книгу, надевает очки, вдевает в иголку толстую нитку и сшивает через край по книжному корешку растрепавшиеся листочки. «Вот теперь можно и посмотреть», — говорит она, — «любо-дорого, а то совсем растрепалась». Проглаживает рукой книжную обложку и читает по складам: «Ра-ду-га дуга». И мы тут же подсаживаемся к ней. Баба Надя читает по слогам и сама рассказывает о рисунках, почти так же как мы с Олей. «Вон, баушка-то повалилась, и коромысло потеряла, и вёдры с водой пролила, и внучка упала, ноги подняла, — и читает: Жили-были ба-буш-ка Да-ша, внуч-ка Ма-ша да ку-роч-ка Ряба. Вот по-шли они раз по во-ду. По воду», — для ясности повторяет бабушка. А мы с Олей замерли и слушаем.

Сказка прочитана, книжки пересмотрены, а мамы всё нет. Бабушка уж и к окну в передней несколько раз подходила, всматривалась в непроглядную темноту, не идёт ли. Нет, не видать. И тут хлопает калитка. Баба Надя идёт в сени открывать. Мы ждём в прихожей у двери. Мама пришла… Мокрый чёрный зонт раскрывает в сенях. «Задержалась, работы много», — говорит она, а сама улыбается и достаёт из промокшей сумки пол-литровую банку с холодными блинами, масло в них застыло жёлтыми разводами на стенках. Мы с Олей прыгаем от радости! Уж очень любим, когда мама приносит блины из кафе, в котором они едят на работе в обеденный перерыв. Уплетаем блины холодными прямо из банки, так они даже вкуснее. А вот и ещё радость — из сумки извлекается завёрнутая в газету большая толстая книга в тёмном переплете. Мы с Олей тут же хотим её посмотреть, да мама останавливает: «Сначала поешьте, руки вымоете, и будем читать, я её из библиотеки взяла».

Книга с цветными картинками, большая, как альбом. Таких у нас никогда не было. На обложке написано крупными буквами: «Сказки Андерсена». Мы с Олей, затаив дыхание, перевёртываем страницу за страницей. Вот красивый белый цветок, в нём — крошечная девочка. «Дюймовочка», — говорит мама. А вот огромная жаба заняла всю страницу, мы с Олей быстренько её переворачиваем и видим птичку с острыми чёрными крылышками. «Это ласточка», — объясняют нам.