Это всё для меня…

Сестра Шура собралась замуж. Встречалась с парнем, тоже Шурой, больше года, но мать не давала согласия: сначала пусть старшая выйдет. Аня не торопилась. Наконец выбрала себе спутника жизни — Ерёмина Александра. Впоследствии, уже будучи пожилым человеком, рассказывала нам: «Уж так романтично за нами с Шурой наши женихи ухаживали! Однажды летом едут на велосипедах с огромными букетами сирени и вдруг бросают их нам в открытое окно. Так и запомнилось: целый ворох сирени в комнате, аромат, аромат какой стоял по всему дому».

У будущего мужа Ани был маленький двухэтажный дом в центре города: низ каменный, верх деревянный. Внизу жил старший брат с семьей, на втором этаже, в маленьких комнатах, мать. Там и поселилась Аня. Родила сына Юрия, муж перед войной работал в обкоме партии. Жить бы да жить… Да вот война. Погиб любимый муж. Сын рос без отца. Из-за сына она не могла решиться на новое замужество и неоднократно отклоняла подобные предложения. Одной было нелегко, но не унывала, всё время была окружена людьми, заряжала их своим жизнелюбием, жизнестойкостью. И все тянулись к ней, а ведь была человеком с прямым характером. Бывает прямота от доброты, от любви к людям? Вот у неё была! «Кого будем избирать в фабком?» — «Анну Петровну». «Кто у нас годится на роль народного заседателя в суде?» — «Анна Петровна!» Девочки за советом — к ней: «Анна Петровна, я такое платье красивое купила, посмотрите!». — «Я не в восторге! Слишком аляповатое, рисунок грубый, быстро надоест, на один сезон». Бывали и такие советы. И всё равно девчонки не отпускали её. Однажды подарила ей одна из них набор: маленькая немецкая резиновая куколка в нарядном бальном платье, и зеркальце с ручкой в изящно упакованном пакетике. Умеют же немцы! Такой подарочный наборчик для девочек был страшным дефицитом в то время: «За что это мне, миленькая?» — «Да просто так, возьмите, Анна Петровна!»

Наша тётя Аня обладала удивительным вкусом, тут же улавливала что-то новое в моде и шила себе из недорогой материи платье с воланом, костюм, в котором нестыдно и в театр пойти.

Ездила в Москву со своей сестрой, нашей тётей Шурой, к своей младшей сестре Агнессе и, пройдясь по магазинам, покупала недорогую с ярким рисунком косынку, которая шла и к лёгкому пальто, и к костюму, и тут же была предметом зависти всех окружавших её подруг: «Где ты такую купила? Мы бы и внимания на неё не обратили. А ведь как смотрится!»

А ещё сёстры покупали по паре кожаных перчаток, которые были в дефиците, и продавали их подороже, чтобы оправдать дорогу. Ведь надо было и сестру навестить, и дорогу оправдать, обе жили небогато.

Раз вместе с тётей Шурой пришли к нам в одинаковых пёстреньких сиреневых платьях за сиренью. Наломали сирени и со смехом плюхнулись на деревянную скамейку, а она возьми, да и обломись под их тяжестью, и полетели наши тётушки вместе с букетами вверх тормашками. Уж они смеялись, уж они смеялись! А наша бабушка Надя горевала: «Вот толстухи! Сломали мою любимую скамейку. Лёгонькая была, хорошая!»

Во дворе тёти-Аниного дома стоял огромный, наверное, столетний дуб. Племянник, который жил по соседству, уже будучи взрослым, крепко пил. Тётя Аня его очень жалела: «Батюшки, Жорка, ты всё пьёшь. Ты же хороший мужик, нельзя так пить. Бросай!» Часто сидел этот Жорка с друзьями во дворе под дубом, на столе-бутылка. Жёлуди от дуба падают прямо на стол. Решили спилить старика. Тётя Аня встала горой, не дала. А потом хвалилась у нас своим дубом: «Уж столько на дубе жёлудей в этом году, ни разу такого чуда не видала. Девчонки, приходите смотреть. А я вам гостинчик принесла, вот жёлуди от нашего дуба. Посадите, может, вырастет дубочек». Оля посадила один в землю, поставила рядом колышек, поливала. Вот дуб и растёт у нас в уголке, в огороде. Большой стал, крепкий.

Всех племянников и внучатых племянниц она любила, журила, когда надо, сочувствовала, помогала, чем могла. Все её звали в гости: «Тётя Аня, приходи!» И сама всех звала, только не всегда оказывалась дома, племянницы шутили: «Старость меня дома не застанет, я в дороге, я в пути» — так пела наша тётя Аня в хоре ветеранов, а я делала ей модные прически из её пышных волос, чтобы быть красивой на сцене. «У меня никогда не было проблем с волосами. Заколю, и всё. Я в свою бабушку Авдотью кудрявой была, а чтобы кудри не вились, по-молодости сладкой водой волосы смачивала». «Танечка, — обращалась она ко мне, — сделай мне что-нибудь помоднее, ведь выступать иду».

Да и не только родные люди любили тётю Аню, но в общем-то и посторонние. Была народным заседателем в суде, познакомилась с адвокатом Верой Евграфовной Громовой, скромной, удивительно приятной женщиной. Подружились. Тётя Аня была частым гостем у неё дома. Дочки Веры Евграфовны в ней души не чаяли. «Девчонки меня облепили, кто тетрадь с изречениями даёт, кто стихи. Анна Петровна, прочитайте, вы поймёте…»

Больше всего в людях тётя Аня ценила «человечность» — это, по её мнению, было одним из самых лучших качеств людей. «Толя-то, он человечный», — бывало, скажет она.