И когда зимой, позируя Кустодиеву, друг художника, знаменитый Шаляпин, потихоньку затягивал: «Вниз по матушке, по Волге…», Кустодиев начинал подпевать мягким приятным тенором, а на холсте переливалась всеми цветами радуги зимняя раздольная ярмарка, и Фёдор Иванович Шаляпин в роскошной шубе был как главное её украшение, главное диво, рождённое этой сказочной и могучей страной. Такого же исполинского роста и силы, такого же размаха и красоты. Лучше Кустодиева суть шаляпинского таланта и шаляпинской натуры не передал никто.
Борис Михайлович Кустодиев удивительно тонко чувствовал колорит русского провинциального быта. Любил обычную, ничем не примечательную жизнь русской провинции, ценил её яркое национальное своеобразие.
Площадь небольшого волжского города, в котором с одинаковым успехом можно узнать и Кинешму, и Кострому, с торговыми рядами, с неизменной пожарной каланчой, с огромными смешными вывесками, с булыжной мостовой, сквозь которую пробивается трава, тонущими в зелени одноэтажными домиками, церковкой и особенной тишиной; иногда эта площадь бывает пустой, иногда заполненной народом в базарный день…
Приволжский бульвар. Играет духовой оркестр, чинно гуляют дородные дамы, потупляют глаза кокетничающие с молодыми людьми девицы, сплетничают мещаночки, важно разгуливают тучные купцы и чиновники.
Художник любуется патриархальным укладом провинциальной жизни и вместе с тем смотрит на всё чуть со стороны, улыбаясь и иронизируя мягко и добро.
«Русская Венера». Никто до Кустодиева не отваживался на такие сопоставления. Ведь Венера — это богиня, это эталон красоты, а Борис Михайлович показывает нам типично русскую полноватую, круглолицую девушку, да ещё распаренную, да прямо в бане, с веником в руках. Но ведь нас радует это пышущее здоровьем тело, радуют её длинные золотистые волосы и сизоватый чистый пар в бане. Радует и солнечная зима, видная через оконце в предбаннике. А ведь она, эта девушка, тоже богиня, тоже эталон, только совсем другой красоты — красоты физического и духовного здоровья человека, его нравственной чистоты и доброты — вон ведь какая у неё улыбка.
Кустодиевская зима. Кустодиевские праздники. Кустодиевские красавицы. Кустодиевская Русь… Эти определения стали теперь для нас привычными. «Не знаю, удалось ли мне сделать и выразить в моих вещах то, что я хотел, — любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему, "русскому". Это было всегда единственным сюжетом моих картин…», — пишет Кустодиев.
Через много-много лет я со своим взрослым сыном и внуком вновь побывала в Порошине. Увы, всё в доме отдыха пришло в запустение. Тишина. Шаляпинская дача встретила нас пустыми глазницами окон, настежь раскрытыми дверями в том месте, где они ещё сохранились, и прогнившими полами…
Мы прошлись по территории бывшего дома отдыха, нашли бывшую танцплощадку, зашли в заброшенную столовую, где нас когда-то так вкусно кормили, и побрели к маленькому деревянному домику Елизаветы Ивановны. И… о чудо! Старенькая Елизавета Ивановна сидит в своём палисаднике на скамеечке, а около неё гуляют куры: рыжие, чёрные, рябые, пёстрые — с красавцем петухом во главе. Мы не удержались и сфотографировали всё это великолепие. Поговорили со старушкой: она жила с кем-то из родственников, лет ей было много. Вспомнили прежние времена, её библиотеку… Елизавета Ивановна дала нам баночку козьего молока и долго не хотела брать деньги.
А мы не могли расстаться с нашим милым Порошиным, и все бродили и бродили по его дорожкам и тропинкам.
Спустились к Волге. Кинули взгляд вдаль, и нас, как прежде, до восторга охватили величавые раздольные просторы матушки Волги! Вечная величавость, вечное раздолье, вечная красота нашей русской реки…
Её неоглядная красота, волжская природа, города, быт вошли в творчество многих писателей, поэтов, художников, в том числе и моего любимого художника Бориса Михайловича Кустодиева.
Раздольная Волга… «Порошино» с его когда-то замечательной библиотекой, имевшей большой, яркий по характеру портрет гордости нашей России, известнейшего певца Фёдора Ивановича Шаляпина, — всё это напомнило мне о первом знакомстве с творчеством этого талантливого самобытного художника, так любившего всё исконно русское, родное, неповторимое и так любившего жизнь!
«Нельзя без волнения думать о величии нравственной силы, которая жила в этом человеке и которую иначе нельзя назвать, как героической и доблестной», — писал впоследствии о художнике Фёдор Иванович Шаляпин.
«Малые голландцы»
Не в самый лучший период для нашей страны, когда началась стремительная смена общественных формаций, называемая перестройкой, и не в самый светлый период моей жизни меня заинтересовало творчество «малых голландцев». Мы тогда все сошли с привычного, понятного пути. Хотелось порядка, покоя, уюта, тишины, спокойного и размеренного быта.