Это застряло в памяти

Пробудившись утром, она тут же убеждается в том, что погода хорошая или, наоборот, плохая, для точности смотрит на градусник за окном, на барометр на стене, на флюгер на крыше сарая, на часы (вообще она любит всякие приборы), быстро распахивает занавески, не задерживая взгляда ни на клумбе, где за ночь распустились атласные, густого розового цвета пионы, которые тянутся к окнам, словно ждут похвал, ни на моей красавице сосне, которой, наверно, тоже хочется, чтобы её заметили. Тётя стремительно выходит в сад и начинает энергично вдыхать и выдыхать, махать руками, приседать, делать наклоны и крутить головой. Старается, кряхтит. После чего принимает холодный душ в сарае, потом набирает воду в вёдра из колодца, наливает полный рукомойник, будит нас, подаёт лекарство бабушке, встречает деда с базара или от молочницы, гремит посудой на кухне. До завтрака она не курит. Тётя не их родня, отцовская, из образованных, но у них лад и мир – лучше, чем когда приезжает из Москвы мама, которая ко всему цепляется, особенно если папа задерживается в городе или неизвестно, приедет ли он на дачу вообще. Но чаще родители приезжают вместе под вечер в субботу и уезжают вечерним поездом в воскресенье. Они привозят продукты, газеты, журналы «Огонёк» и «Крокодил» и нам с Саней новые книжки.

Как запланировано, мы идём с тётей на станцию встречать родителей. Она не теряет времени, делает дыхательные упражнения и показывает нам, как вырабатывать хорошую осанку. Если идёт дождь, она шлёпает себя по лицу – это, говорит она, массаж кожи лица дождевой водой, что неплохо было бы запомнить на будущее. Но сегодня солнечно, а солнце хорошо в меру, раньше дамы прятались под зонтики, чтобы не было веснушек… Саня подаёт ей веточку жасмина, оброненную кем-то из букета. Тётя секунду соображает, что с ней делать, затем, полузакрыв глаза, втягивает аромат цветков своими тонкими ноздрями и вздыхает, вздыхает. Это значит, что сейчас начнутся воспоминания. Лучше это, чем беседа о пользе прогулки перед сном. Или нотация о пользе изучения иностранных языков. Томно улыбаясь, она говорит:

– Как я любила в молодости цветы! Мне их дарили молодые люди. Это было принято у нас, на юге России, ведь цветов там прорва с самой ранней весны до поздней осени, и каких великолепных цветов! Вот, например, анемоны…

Нам про анемоны неинтересно.

– Тётя Магда, расскажи про Серёжу, – просим мы.

– Я же рассказывала миллион раз.

– А мы забыли.

– Как-то во время каникул мой папаша взял меня с собой на воды, у него пошаливала печень.

– Ну дальше, про Серёжу, пожалуйста! – Мы знаем, что о здоровье – это надолго.

– Я училась в гимназии, закончила год с отличными отметками, по-французски болтала свободно (у нас в семье жила бонна), хорошо владела английским и немецким, математика была моя страсть. Нет, правда-правда, что вы смеётесь? Я обожала историю и литературу, «Евгения Онегина» могла читать наизусть с любой строки, хоть разбуди меня ночью…

– Давай лучше про Серёжу, а то до станции не успеешь.

– Одним словом, в гостинице мы познакомились с одной красивой дамой, вдовой, и с ней был сын Серёжа. Он был старше меня, только что блестяще окончил гимназию и должен был поступать в Московский университет. Папа подружился с Серёжиной мамой, а я с Серёжей. Мы гуляли с ним по улицам городка и окрестностям (это было в Германии), даже иногда при луне, воздух был дивный, пахло розами (мой любимый цветок, вы же знаете), и Серёжа часто преподносил мне розы. А ты, Санька, какие цветы больше любишь?

– Ландыши, лилии, ромашки, сирень, незабудки, колокольчики, львиный зев…

Мы смеёмся. Саня перестаралась. А я не знаю, какой мой любимый цветок. Наверное, они все мои любимые. Назовёшь один, а другим будет обидно.

– Подсолнух! – говорю я в шутку, но тётя подхватывает серьёзно:

– О, подсолнухи необыкновенно красивы, ты права, недаром их рисовали художники, Ван Гог, например. Вы слышали о таком голландском художнике?

– Нет, не слышали, про художника потом, а сейчас про Серёжу! – Мы теряем терпение.

– Ну так вот. Я была молода, недурна собой. Что вы смеётесь, я серьёзно. Одета была скромно, но опрятно. Имела тонкий, не вульгарный вкус. Конечно, никакой косметики, да в молодости она не нужна, что может быть лучше свежего, юного, чисто вымытого лица? Юная барышня должна пахнуть свежестью и хорошим цветочным мылом. Никакой дорогой парфюмерии. Я была весела, неглупа, прекрасно воспитана, нравилась, словом, я была вполне счастлива. Но счастье, мои дорогие, не бывает вечно, это вы поймёте со временем. Всё кончается. Наши друзья должны были уезжать. Мы с Серёжей простились при луне, я едва сдержала слёзы, глупо пошутила по-французски и убежала наверх, к себе в комнату. Он жил в Москве, а мы в Одессе. Он был из богатого сословия, не то что мы, актёрские дети, никаких капиталов, одни таланты. Старшие братья уже по улицам бегали с бумажками и бунтовали. Так что разлука навсегда.

– А ты не рассказала, какой он был из себя.